Видимо, это движение Брюсова зверь воспринял как сигнал к действию. Впрочем, все произошло так быстро, что даже по прошествии некоторого времени Руставели не смог восстановить в памяти причинно- следственную связь инцидента. Уверен он был лишь в одном: не успел Брюсов подняться на ноги, как животное издало пронзительный вопль. Впоследствии Шота назвал этот вопль неземным, но сразу поправился: какой же еще вопль может издать минервитянское животное? Продолжая жутко вопить, зверь бросился на минервоход.

Рефлексы Руставели вскричали: «огонь!» Приклад автомата замолотил в плечо биолога прежде, чем тот осознал, что вскинул оружие. На сиденье посыпались горячие гильзы, и душераздирающий визг животного утонул в лающем стаккато «Калашникова».

Визг оборвался внезапно. Так же внезапно умолк спустя мгновение АК-74. Руставели мгновенно заменил обойму, но стрелять не стал — не было нужды. Далеко не все выстрелы попали в цель, но даже двух-трех высокоскоростных 5. 45-миллиметровых пуль было достаточно, чтобы уложить минервитянскую тварь. Она еще извивалась на снегу и дрыгала конечностями, но непосредственной угрозы для людей уже не представляла.

Брюсов бухнулся на сиденье так резко, что «Странник» покачнулся. Потом он снова привстал и рукой смахнул со своего сиденья пустые гильзы. Спустя некоторое время минервоход подкатился к издыхающему животному.

— Посмотрим, что мы здесь имеем, — пробормотал лингвист.

— Мы имеем, Валерий Александрович, как минимум одного человека, который несказанно рад тому, что эти твари не охотятся стаями.

Брюсов внимательно посмотрел на напарника и зябко повел плечами.

— Считайте, что таких людей двое, Шота Михайлович. Бабка часто рассказывала мне о своем детстве. Так вот, волчьи стаи просто терроризировали колхозные фермы. Сам я волков видел только в московском зоопарке и никогда не горел желанием познакомиться с ними поближе.

— Я тоже, — ответил Руставели, впервые целиком и полностью согласный с излюбленным объектом своих подначек.

Приподнявшись с сидений, они рассматривали животное. Оно лежало таким образом, что была видна его пасть, окруженная глазными стеблями. Длинные иглообразные зубы зверя не оставляли никаких сомнений в характере его пищевого рациона. Явно не травоядный.

Неожиданно одна из его верхних «лап» взметнулась и шлепнула по переднему левому крылу «Странника» с такой силой, что оба человека подпрыгнули. Грязно выругавшись, Руставели послал в поверженного монстра еще пару пуль, целясь в нервные центры, расположенные у минервитянских животных под глазными стеблями. Зверь дернулся еще раз и замер.

Пока Брюсов щелкал «никоном», Руставели положил автомат на сиденье, выбрался из минервохода и, раскопав рукой в перчатке снег, отыскал несколько камешков. Один из них он бросил в зверя. Тот не пошевелился, тогда грузин выбрал камешек покрупнее и швырнул его с большей силой. И снова никакой реакции. «Готов», — удовлетворенно подумал Руставели, но ошибся.

У неизвестного чудовища еще нашлись силы для последней судороги. Биолог прыгнул в сторону с быстротой и грацией, которым мог бы позавидовать ведущий артист Краснознаменного ансамбля песни и пляски. Он и сам не заметил, как «Калашников» вновь оказался у него в руках.

— Прыгать я еще буду, мать твою! — Руставели снова направил оружие на неподвижное тело.

— А почему бы и нет? — восхищенно произнес Брюсов. — Вы никогда не думали всерьез заняться спортом? Со способностью к таким эффектным прыжкам… — Грузин на глаз прикинул расстояние, отделявшее его теперь от животного, и тихонько присвистнул. — Прежде не замечали за собой такого таланта, а? — поинтересовался лингвист.

Быстро оправившись от потрясения, Руставели осклабился и неожиданно заговорил по-английски:

— У меня всегда недурно получались прыжки в длину… Спросите хоть Катю.

— Екатерину Федоровну? Откуда ей знать о ваших спорт… — Брюсов поморщился, запоздало почувствовав, что попался на очередной шуточке биолога.

— Да-да. Она для меня все равно что главный консультант по легкой атлетике, — широко улыбнувшись, добавил грузин опять-таки по-английски.

Брюсов промолчал.

«Тоже мне, лингвист, — презрительно подумал Руставели. — Ходячий словарь, а не человек, и ничего толком ответить не может. Сухарь». Вздохнув, грузин взял топор и хладнокровно отрубил от трупа несколько кусков на образцы для тщательного лабораторного анализа.

— Ну что, Валерий Александрович, — обратился он к Брюсову, складывая окровавленные куски плоти в черный пластиковый мешок. — Пора возвращаться?

— Думаю, да. — Брюсов надвинул меховую шапку поглубже на лоб: за последний час заметно похолодало. — Я уже начинаю скучать по нашим.

— А я по легкой атлетике. — Руставели понимал, что повторяется, но ему было наплевать. Он уселся на сиденье и пристегнул ремень безопасности. Спустя пару минут «Странник» двинулся в обратный путь, оставив мертвого хищника на поживу животным-падалыцикам.

Снегопад усиливался — большие мокрые хлопья налипали на ветровое стекло, мешая Брюсову смотреть вперед. Пришлось снизить скорость.

— Весна на Минерве, — хмыкнул он.

— Да, весна что надо, — в тон ему откликнулся Руставели. — Широта Гаваны, май месяц, если верить Кате. Интересно, что сказал бы по поводу такой погодки наш теплолюбивый союзничек, товарищ Фидель. Наверняка пожалел бы, что не имеет бороду погуще, то есть более морозоустойчивую.

Брюсов снова сбросил скорость.

— Черт, почти не вижу, куда ехать.