Катафатизм и апофатизм
Рассматривая имена Бога, мы приходим к выводу, что ни одно из них не может дать нам полного представления о Нем. Говоря о свойствах Бога, мы также обнаруживаем, что их совокупность не есть Бог. Бог превосходит любое имя: назовем ли Его бытием — Он превосходит бытие, Он есть сверхбытие; назовем ли правдой или справедливостью — в Своей любви Он превосходит всякую справедливость; назовем ли любовью — Он больше, чем любовь, Он сверхлюбовь. Бог также превосходит любое свойство, какое мы способны Ему приписать, будь то всеведение, вездеприсутствие или неизменяемость. В конце концов мы приходим к пониманию того, что о Боге вообще ничего нельзя сказать утвердительно: все, что бы мы ни сказали о Нем, является неполным, частичным и ограниченным. Отсюда естественный вывод: мы не можем говорить о Боге, что Он
Апофатизм заключается в отрицании всего, что
Апофатическое восхождение ума к Богу Отцы и учители Церкви (в частности, Дионисий Ареопагит, Григорий Нисский) сравнивают с восхождением Моисея на гору Синай к Богу, Который окружил Себя мраком (ср. 2 Цар. 22:12). Божественный мрак означает отсутствие чего-либо материального или чувственного. Вступить в Божественный мрак означает выйти за пределы умопостигаемого бытия. Израильский народ во время встречи Моисея с Богом должен был находиться у подножия горы, то есть в пределах катафатического знания о Боге, и лишь один Моисей мог вступить во мрак, то есть, отрешившись от всего, встретиться с Богом, Который вне всего, Который
Терминологически апофатизм может выражаться несколькими способами: 1) через употребление терминов, начинающихся с приставки «не-' (небытие, несущий, невидимый, непостижимый); 2) через употребление терминов с приставкой «сверх-' (сверхсущий, сверхблагой, даже «сверх-Бог»,
В нашем понимании Бога мы чаще оперируем катафатическими понятиями, так как это легче и доступнее для ума. Но катафатическое знание имеет свои пределы, которые оно не в силах переступить. Путь отрицаний соответствует духовному восхождению в ту Божественную бездну, где умолкают слова, где замирает разум, где прекращается всякое человеческое знание и постижение, '
Антология святоотеческих текстов
Трудно постижимая тайна… Постоянно она уходит вперед и скрывается от того, кто, казалось, уже приблизился к достижению ее. И однако же Бог, находящийся далеко от человека, движется вблизи него. О, чудо неизреченное! «Я Бог приближающийся, — говорит Господь, — хотя существом Своим от ваших чувств Я ускользаю». И в самом деле. Ибо под каким именем Несотворенный может приблизиться к сотворенному Им? И однако же Он окружает нас Своим всемогуществом… постоянно следит за нами, постоянно благодетельствует нам, руководит нами, присутствует при нас, всех нас равно обнимая им. Посему и Моисей, убежденный, что своей мудростью человек не в состоянии познать Бога, воскликнул: «Покажи мне Себя» (Исх. 23:13). И силился он проникнуть во мрак облаков, где гремел глас Божий, то есть старался уразуметь глубочайшие и непроницаемые идеи бытия. Но Бога нет ни в облаке, ни в каком другом месте. Он вне пространства, не подлежит ограничениям времени, не объемлется свойствами вещей… Небо, хотя и называется Его троном, все же не обнимает Его; Он лишь покоится там, удовлетворенный созданием рук Своих.
«Познать Отца и Создателя этой Вселенной дело не легкое, а нашедши вы все же не в состоянии будете о Нем возвестить всем, потому что тайна Его существа — не так, как другие учения, не может быть выражена словами», — говорит искренний друг истины Платон. Он слышал, без сомнения, то, что сказано о Моисее, в котором жила также мудрость, — как он, готовясь взойти на гору, чтобы созерцать лицом к лицу эту наиболее величественную из таин, ощутимых разумом, принужден был воспретить народу следить за этими неисповедимыми откровениями. И когда Писание говорит: «И вошел Моисей во мрак, где Бог» (Исх. 20:21), то эти слова для человека, способного понимать, обозначали, что Бог не может быть видим глазом или изображен словом человеческим.
Подобает Ей как всеобщей Причине приписывать все качества сущего и еще более подобающим образом их отрицать, поскольку Она превыше всего… И не надо при этом считать, что отрицание противоречит утверждению, так как Она намного первичней и выше… всякого и отрицания, и утверждения… Божественный Моисей… лишь после всяческого очищения услышал многогласные трубы и увидел светы многие, чисто сияющие, и разнообразные лучи. После этого он покинул толпу и с избранными священниками достиг вершины божественных восхождений. Но и там он собеседовал не с самим Богом, и видел не Его самого, ибо Тот незрим, но место, где Тот стоял. Это указывает, как мне кажется, на то, что божественнейшие и высочайшие из предметов созерцания являются всего лишь некоторыми предположительными выражениями подножий все Превосходящего, с помощью которых обнаруживается присутствие Того, Кто опирается на умственные вершины Его святейших мест. И тогда Моисей отрывается от всего зримого и зрящего и в мрак неведения проникает, воистину таинственный, после чего прекращает разумное восприятие и в совершенной темноте и незрячести оказывается, весь будучи за пределами всего, ни себе, ни чему-либо другому не принадлежа.
Итак, мы утверждаем, что Причина всего, будучи превыше всего, и несущностна, и нежизненна, не бессловесна, не лишена ума и не есть тело, не имеет ни образа, ни вида, ни качества, или количества, или величины; на каком-то месте не пребывает, невидима, чувственного осязания не имеет, не воспринимает и воспринимаемой не является; Ей не свойственны беспорядок, смута и беспокойство, возбуждаемые страстями материи; Она не бессильна как не подверженная чувственным болезням, не имеет недостатка в свете; ни изменения, ни тления, ни разделения, ни лишения, ни излияния не претерпевает; и ничего другого из чувственного Она не представляет Собой и не имеет. Далее восходя, говорим, что Она не душа, не ум; ни воображения, ни мнения, ни слова, ни разумения Она не имеет; Она не есть ни слово, ни мысль; Она невыразима словом и неуразумеваема; Она не число, не порядок, не величина, не малость, не равенство, не неравенство, не подобие, не отличие; Она не стоит, не движется, не пребывает в покое, не имеет силы и не является ни силой, ни светом; Она не живет и не жизнь; Она не есть ни сущность, ни век, ни время; Ей не свойственно умственное восприятие; Она не знание, не истина, не царство, не премудрость; Она не единое и не единство, не божественность или благость; Она не есть дух в известном нам смысле, не сыновство, не отцовство, ни что-либо другое из доступного нашему или чьему-нибудь из сущего восприятию; Она не что-то из не-сущего и не что-то из сущего… Выше всякого утверждения совершенная и единая Причина всего, и выше всякого отрицания превосходство Ее как совершенно от всего отвлеченной и для всего запредельной.
Итак, что Бог есть — ясно. А что Он по существу и природе — это совершенно непостижимо и неизвестно… Нерожденное и Безначальное, и Неизменяемое, и Нетленное… — означает не то, что' Бог есть, но что' Он не есть. А желающему сказать о сущности чего-либо должно объяснить — что' оно есть, а не то, что' оно не есть. Однако, сказать о Боге, что' Он есть по существу, невозможно. Скорее, более свойственно говорить (о Нем) через отрицание всего. Ибо Он не есть что-либо из сущего не как Не-сущий, но как Сущий выше всего, что существует, и выше самого бытия… Итак, Божество беспредельно и непостижимо. И только одно это — беспредельность и непостижимость в Нем — постижимо. А что говорим о Боге утвердительно, показывает не природу Его, а то, что около природы. Назовешь ли ты Его благим, или праведным, или мудрым, или чем бы то ни было другим, ты скажешь не о природе Бога, но о том, что около природы. Также некоторое (из того), что о Боге говорится утвердительно, имеет значение превосходного отрицания; как например, говоря о мраке в отношении к Богу, мы разумеем не мрак, но то, что не есть свет, а — выше света; и говоря о свете, разумеем то, что не есть мрак.
По Писанию, Бог спит (Пс. 43:24), пробуждается (Дан. 9:14), гневается (Втор. 11:17), ходит и престолом имеет херувимов (Ис. 37:16)… Соразмеряясь со своим понятием, мы и Божье назвали именами, взятыми из себя самих. Когда Бог, по причинам Ему самому известным, прекращает свое попечение и как бы нерадит о нас, это значит — Он спит, потому что наш сон есть подобная бездейственность и беспечность. Когда, наоборот, вдруг начинает благодетельствовать, значит — Он пробуждается… Он наказывает, а мы сделали из этого — гневается, потому что у нас наказание бывает следствием гнева. Он действует то здесь, то там, а по нашему — Он ходит… А также всякая другая Божия сила и всякое другое Божие действие изображены у нас чем-либо взятым из телесного.
