затраты, а уж найти причину проехать четыре сотни верст по мёртвой земле ещё надо найти.

Странно, но сознание уже полностью перестроилось под новые реалии. Не удивляла ни меновая торговля, ни толкучка, наполненная вооружёнными людьми и затерявшаяся в какой- то деревне, ни бандиты в спортивных костюмах и разгрузках, с автоматами на плече, словно так и надо, ничего уже не удивляло. Более того, мы, совсем недавно развлекавшиеся в клубах, расценивали выезд на этот грязный маленький базарчик и шашлык с пивом как выход в свет, можно сказать, настоящее развлечение. Деревня в город выбралась, на ярмарку!

Всё познаётся в сравнении, иначе и не скажешь. Для времён, когда ты просто выживаешь в развалившемся мире, и это уже праздник — по базарчику погулять.

Когда пошли на выход, увидели, как кого-то вдребезги проигравшегося на лохотроне ведут на выход трое тех самых хлопцев в спортивных костюмах и разгрузках, что ранее пили пиво, заботливо избавив его от оружия и почти всего имущества. По крайней мере, один из них нёс в руке помповик и какие-то сумки, явно не свои собственные.

— И куда его теперь, без всего? — поразилась Татьяна. — Он же пропадёт теперь.

— А играть его кто-то заставлял? — спросил Лёха. — Пистолет к голове приставлял? Или как?

— Дураков и в алтаре бьют, — добавил я. — Мало таким говорили, что на лохотронах не выигрывают? Так нет, всем хочется денег на халяву срубить. Вот и последствия.

— И что ему теперь, погибать? — чуть возмутилась она.

— Не думаю, — ответил Лёха. — Дадут какую-нибудь работу за харчи, например. Ров вон копать пойдёт. Или грузчиком. Там ему самое место, всё равно мозгов нет.

Он показал рукой в сторону работающего в отдалении экскаватора, рядом с которым суетилась ещё и целая бригада с лопатами и тачками.

— Опа, смотри! — вдруг ткнул пальцем в объявление Лёха.

— Ни фига себе… — поразился я, прочитав. — Хотя ничего удивительного, вполне следовало ожидать. Ребята шибко деловые, зарабатывают на всём, а это — чистый доход.

Раньше мы на эту штуковину внимания не обратили, хотя… судя по свежему виду, её только что повесили. К столбу у ворот рынка была приколочена выпиленная из большой доски стрелка, указывающая в сторону дачного посёлка, на которой аккуратно, по трафарету, было написано масляной краской:

«ГЕРА, ВИНТ, КОЛЁСА, ТРАВА И ВООБЩЕ ЧТО УГОДНО. НА ПРОДАЖУ И ОБМЕН, ЛЮБЫЕ ПАРТИИ»

Я проследил взглядом направление, куда показывала стрела, и увидел ещё одну такую, показывающую в переулок дачного посёлка. Ну понятно, открыли торговлишку подальше от скопления людей, на всякий случай.

— Ладно, погнали на их заправку, — сказал Лёха. — С ними и так всё ясно.

— И что, они так и будут теперь открыто торговать? — снова возмутилась Татьяна.

— А кто им помешает? — удивился я, усаживаясь за руль и заводя машину.

— Ну… нельзя же так, всё равно.

— А на мой взгляд, можно, — ответил я. — Торговать можно, покупать нельзя.

— Это ты о чём? — поразилась Вика с заднего сиденья, явно растерявшись от моей логики.

— О том, что ширяться тоже добровольно начинают, — жёстко ответил я. — Если начал — ты спёкся. Сам выбрал свой путь, знал ведь, к чему приведёт, а раз знал, то, значит, туда тебе и дорога. А торговец — он та самая щука, которая в пруду, чтобы карась не дремал. Торгуют потому, что покупают. Спрос рождает предложение, а не наоборот.

— Если торговать не будут, то и покупать станет нечего, — возразила Татьяна.

— Не станет, — покачал я головой. — Найдут, из чего сварить. Клея нанюхаются. Грибы на балконе разведут. От насморка вон нормальных лекарств в продаже не осталось из-за этих торчков поганых, всё заботятся, чтобы они их не ширяли. А я соплями греметь должен, когда простужен, хотя в жизни, кроме дозы промедола по ранению, никакой наркоты не употреблял. По мне, так пусть уширяются, но остальные лечиться смогут.

— Многие по малолетке начинают же, когда ума ещё нет, — сказала Вика.

— Нет своего — чужого займи, — поддержал меня Лёха. — С рождения все знают, что если начал, то ты конченый, так нет, всё равно хочется. Из нас почему-то никто не начинал, так? И не собирались, потому что… да по миллиону всяких «потому», знали, чем закончится, да и кайф в другом видели. А кто-то всё равно начал, выбрал свою дорогу, из чего следует, что он ущербный и пошёл под естественный отбор. Ему Дарвин дальше жить не велел. Пусть уж ему барыга продаст, облегчит последний путь, чтобы быстрее от передоза загнулся.

— Ага, — кивнул я. — А тут им рай пусть будет. Пусть насмерть сторчатся, если умудрились даже в такие времена с иглы не слезать.

Таким образом завершив диспут о борьбе с наркоманией, я тронул «тойоту» с места и повёл её по асфальтированной дороге по указателям «ГСМ».

К нашему удивлению, возле пристаней на берегу водохранилища обнаружилась неслабая нефтебаза. Стационарных ёмкостей здесь было немного, видимо, была заправка для лодок и катеров, но с тех пор сюда натащили огромное количестве бочек, стоявших штабелями под навесами и в ангарах, а вдоль забора выстроились наливники.

— В принципе, тут и заправляться можно, если Пантелеев откажет, — сказал Лёха, оглядываясь. — Не халява, естественно, но как вариант…

— Ага. Я тоже об этом подумал, — согласился я.

Распоряжался здесь какой-то невысокий худой дядёк в очках в тонкой металлической оправе. Он принял от меня автомат, передал его своему сопровождающему, одетому в городской камуфляж. Тот быстро осмотрел его, кивнул, сказал: «Новьё, всё в порядке».

Больше никаких вопросов не возникало, и через пять минут нам в канистры накачали солярки, гордо отметив, что она «тепловозная», то есть хорошо отфильтрованная. Я про себя всё равно решил, что мы потом её дополнительно почистим, на всякий случай. Канистры забросили в багажник, натянув на каждую сверху по полиэтиленовому пакету, вывалив из них купленные кроссовки и спортивные костюмы. Солярка штука такая — если провоняет что, век её будешь нюхать, это даже не бензин.

Покуда паковались, к нам подошёл ещё какой-то мужик, державший в руке отпечатанные на принтере карточки с номерами.

— Билетики лотерейные купите? — спросил он. — Каждый день приз разыгрывается.

— Это какой приз? — спросил Лёха.

— Да когда какой. Сегодня просто ящик патронов, — с готовностью объявил мужичок. — И «Ниву» с кузовом разыгрывают, это типа джекпот.

— И что, выигрывают? — усмехнулся я.

— Каждый день кто-то! — последовал оптимистический ответ.

— Не, мужик, спасибо. Нам не надо, — отказался я за всех, и мужик, потеряв к нам интерес, пошёл дальше.

Больше делать нам было здесь нечего, и мы направились в обратный путь. Проехали через лесок, миновали дачный посёлок, снова лесок, пикет «охотников» у моста, за которым, кстати, валялись два трупа, явно зомби, очень уж подпорченных. Один из мужиков, стоящих у машин, поднял руку, предлагая остановиться. Вроде как не для проверки, а словно сказать что-то хотел. Я тормознул рядом.

— Ребята, там стрельба была впереди сейчас, — сказал он, нагибаясь к водительскому окну. — Из автоматов лупили, так что поосторожней.

— Не проверяли, что там? — спросила Татьяна, пригнувшись.

— Нет, нам за это не платят, — сказал мужик. — Наша работа мертвяков на этом берегу зачищать и смотреть, чтобы оттуда не пролезали. А со стрельбой пусть местная братва разбирается, их тут кодла целая.

— Давно тихо? — спросил я.

— Минут пять, — ответил тот. — Кто-то очередь на весь магазин дал, а потом короткими лупили. Но недолго.

— Далеко?

— Не знаю, с пару километров, возможно.

— Ладно, посмотрим, — кивнул я. — Спасибо за предупреждение.

Сидевшие сзади Лёха с Викой открыли свои окна, перехватив оружие поудобней. Татьяна тоже взяла свой автомат на изготовку. А я неторопливо покатил по дороге, готовый в любую секунду свернуть в сторону, в кювет, благо на этой «тойоте» выбраться из любой канавы не большая проблема.

Где стреляли, мы увидели совсем скоро, не проехав и пары километров. Прямо посреди дороги стоял чёрный «Гелендваген» с мигалками и без номеров, который мы видели возле рынка. Я ещё тогда подумал, что он какому-то местному начальству принадлежит, потому что он заезжал прямо на территорию рынка, не останавливаясь снаружи, и охрана с готовностью распахивала ворота.

Тогда в нём были два молодых парня с автоматами и какая-то разбитная и вульгарная, но довольно красивая девка. Теперь возле издырявленной машины, среди осколков закалённого стекла, в лужах крови, валялись на асфальте два изорванных пулями трупа тех самых парней, причём было видно, что кто-то выбросил их наружу из машины, открыв двери. Больше никого поблизости не было, ни той девки, ни кого-то ещё.

— Этих обшмонали, — сказал Лёха, приглядевшись. — Вон, кобуры пустые и других стволов не видно.

— Да уж наверняка, — согласился я с его выводом. — Интересно, что здесь случилось? Вообще-то нам лучше валить отсюда, могут не понять наше присутствие. Это же местные, я их узнал.

— Я тоже узнала, — подтвердила Татьяна.

— А это кто? — спросил Лёха, указав рукой куда-то в сторону.

Я посмотрел и увидел ту самую блондинистую девку, несущуюся к нам из леса и размахивающую руками.

— Ребята! Подождите! — закричала она, хоть мы никуда и не собирались уезжать.

Она подбежала ближе, тяжело, запалённо дыша. И я разглядел её чуть внимательней. Светлые волосы прилипли к потному лицу, на боку была кобура, но пистолета у неё не было. Одета она была в обтягивающую жёлтую майку с кожаной курткой поверх неё, и теперь на жёлтой ткани расползлось заметное красное пятно, а руки у девки были испачканы в крови — она была ранена, но не сильно, судя по всему.

— Ребята, помогите, довезите до базара! — буквально взмолилась она.

— А что случилось? — спросил я у неё, кивая на простреленный «мерседес».

— Чечены, скоты! — слегка истерично взвыла она. — Постреляли мальчиков!

— Ну садись давай, — кивнул я, указав на «Форанер». — По дороге расскажешь.

Она с готовностью кивнула и полезла на заднее сиденье. Я развернул машину, объехав издырявленный «Геленд» по кругу и слегка захватив канаву, и покатил обратно, постепенно разгоняясь.

— А что за чечены? — спросил я. — Много?

— Та откуда я знаю? — чуть даже возмутилась девка, причём её украинский акцент даже усилился. — Как давай стрелять, я еле сбежала. А мальчиков сразу убили.

— На чём были? — снова задал я вопрос. — На серебристой «Паджере»?

— Та откуда я знаю? На серебристой, верно, а «Паджера» оно или не «Паджера», я не в курсе.

— Так там один всего был, на «Паджере», — сказал я. — Он в одиночку напал, что ли?

— Это чего в одиночку? — как бы даже обиделась девка. — Его небось на выезде ждали. Не один.

Не знаю почему, но не поверил я ей сразу и категорически. Хотя бы потому, что чеченец не выглядел так, что собирается устроить на кого-то засаду. Выглядел он по-другому, как будто проблем у него выше головы и он их разгребать не успевает. А вот баба мерзкая какая-то… глаза такие ясные, ласковые, с такими только брехать без передышки. И в голосе что-то. Ладно, не моё это дело, пусть сами разбираются, лишь бы на нас никак не замкнулось.