выведать, между прочим, у нее о том происшествии. Но самый легкий путь не всегда бывает самым верным. Прежде мне хотелось повидаться с другими укушенными людами и узнать их мнение обо всем этом, чтобы при встрече с Клариссой у меня уже было некоторое представление о подобных случаях. Кроме того, решив побеседовать с ней под конец, я лишал себя соблазна этим, собственно, и ограничить свое расследование.

— Здравствуйте, Хэнк! Очень похвально, что вы держите данное обещание, — расцвела она на пороге в радушной улыбке и пригласила жестом войти в дом.

— Стараемся, наш долг, так сказать, качественно удовлетворять потребности населения, — подлаживаясь к ситуации, ответил я.

— Вы выбрали замечательное время, я недавно освободилась от всех пациентов и теперь могу быть целиком к вашим услугам. — От Клариссы исходил терпкий лекарственный запах, от меня, в свою очередь, резко пахло очистителем, которым мы с Лещуком оттирали от краски мою куртку — что поделаешь, каждый из нас имел свою специфику работы. Зато в сочетании получился оригинальный и неповторимый букет запахов.

Благодаря более приличному одеянию я чувствовал себя гораздо увереннее и раскованнее, чем накануне. Расхаживал по ее комнатам и с деликатной усмешкой демонстрировал свое умение освобождать ловушки от пойманных крыс, виртуозно отправляя их в прорезиненный мешок.

— Одно удовольствие наблюдать за действиями специалиста, — говорила она, следуя за мною по пятам. — И как вы только их не боитесь? Мне страшно было даже взглянуть на ловушки, я обходила их стороной.

— Напрасно. Не зачем бояться мертвых крыс.

— Я понимаю, но все равно как-то страшно. По вашему мнению, они теперь оставят мой дом?

— На некоторый срок — безусловно. Но в городе и подземельях крыс великое множество, и вероятность их нового появления, не скрою, велика. К нашему несчастью, крысы необычайно умные и неприхотливые зверьки. Они приноравливаются к любым условиям внешней среды, одинаково успешно переносят жару и холод, обладают повышенной устойчивостью к радиоактивному фону, непритязательны к пище, быстро размножаются, — с вдохновением произнес я. — Впрочем, довольно о крысиных достоинствах. Потом я у вас в доме посыплю прекрасное отпугивающее средство, и они здесь больше не поселятся. По крайней мере, год.

Кларисса внимательно, чуть склонив на бок голову, слушала мою речь. Она стояла совсем близко. Ее красивое овальное лицо обрамляли густые темные волосы, яркие влажные губы были чуть приоткрыты, выразительные серые глаза широко распахнуты. Вряд ли ее так интересовали способности крыс, как она старалась это показать. Понял я и то, что она бы не возражала, если бы я обнял ее. Что, собственно, я и сделал. В ответ она покорно прильнула ко мне, положив руки на мою талию. На мгновение мы замерли в этой неподвижной позе, затем я звонко чмокнул ее в горячую щеку.

— Простите, Кларисса, мне очень захотелось вас поцеловать, — отступив на шаг, пояснил я.

— Вам бы не следовало вести себя подобным образом, — осевшим голосом произнесла она.

— Возможно, но я получил большое удовольствие. Я вовсе не ко всем испытываю такие чувства.

— Хорошо, Хэнк, я вас прощаю, — сказала Кларисса. — Может, отдохнете сейчас, после работы? Выпьете со мной бокал вина?

— Спасибо, не откажусь.

Я прошел за ней в просторную, сверкающую чистотой гостиную, где мы, посоревновавшись в изысканности манер, расположились на крохотном диванчике. Оказалось, что в этой скупо обставленной гостиной было множество укромных уголков: порывшись где-то внизу, за спинкой диванчика, Кларисса выудила на свет божий бутылку вина с яркой этикеткой, открывалку и два бокала. Честное слово, я бы сейчас нисколько не удивился, если бы оттуда следом за всем этим вылез мой разъяренный соперник.

— Из довоенных погребов? — вежливо осведомился я, силясь вытащить винную пробку.

— Разумеется.

— Кстати, вас не смущает, как выразился бы один мой знакомый, род моей деятельности?

— Отчасти, — улыбнулась Кларисса. — Признаться, ваша профессия не несет романтического ореола. Но, смотря правде в глаза, в наше время все перемешалось, и нельзя ни о ком судить только по роду его занятий. Никакой четкой закономерности между человеком и его профессией сейчас не прослеживается. Я нередко сталкиваюсь с этим в своей врачебной практике, — говорила она, словно роняя камешки в ручеек.

От тесно прижатого округлого бедра Клариссы мне передавалось тепло ее холеного тела. Искушение, конечно, было непомерным — и я уже знал, как, по ее выражению, на практике она поведет себя, какие совершит движения и что скажет. Но нет, для сегодняшнего дня это было бы очевидным перебором. Впечатлений мне и без того хватало.

— Ой, Кларисса, вспомнил! — воскликнул я и отхлебнул глоток вина из бокала.

— О чем же?

— Я ведь читал о вас в газете.

— Да?

— Точно-точно. С вами, пардон, приключилась одна неприятная история.

— Разве? — поинтересовалась Кларисса, тотчас переменившись в лице. Видно было, что это воспоминание не доставило ей удовольствия. Она стала серьезной, распрямилась, поправила платье на коленях — и следа не осталось от ее былого доверительного тона и расслабленной позы, будто бы рядом со мной сидела совсем другая женщина. Излучая безразличие и холод, она отстранилась на диванчике от меня, насколько позволяли его крохотные размеры.

— Я уверен в этом, — настаивал я.

— Но стоит ли ворошить прошлое? Та злополучная история произошла уже так давно. Вот не думала, что вы держите в памяти газетные заметки, написанные пять лет назад.

— Принимаю все ваши обвинения, — произнес я и приложил ладонь к груди. — Но, скажу по секрету, помимо основной работы наша служба выполняет еще и другие функции. Например, мы выясняем во всех подробностях обстоятельства тех старых случаев, когда на людей нападали больные крысиным синдромом. Нам до сих пор не известны истинные причины возникновения этой болезни, а ее нужно научиться лечить и предупреждать.

На лбу у Клариссы появились две глубокие складки — она размышляла, вероятно, то, что она услышала, вызвало у нее некоторые сомнения.

— Вы это серьезно?

— Конечно.

— Выходит, Хэнк, что вы сегодня пожаловали ко мне выполнять эти свои другие функции? — спросила она. — То есть снимать мои показания?

— Что вы, Кларисса?! Вовсе нет! — замахал я руками столь возмущенно и энергично, что даже диванчик под нами своим скрипом проявил солидарность со мной. — Боже упаси! Во-первых, я посетил вас потому, что обещал. И, во-вторых, потому, что испытывал страстное желание вас посетить. Но на моей работе этими нашими функциями начальство заморочило нам всю голову. Сами видите: сижу с вами, пребываю, без всякой иронии, в полном блаженстве, а с языка слетает разная чушь, связанная со службой. Извините, и не сердитесь, — сказал я, плеснул ей вина в бокал и пододвинулся ближе.

— Я вам не верю, вы меня обманываете. Ну да ладно, я слабая женщина, о чем вам надо рассказать? Что вас интересует?

— То, как именно все это произошло, но не в газетном изложении, — попросил я.

— Хорошо, Хэнк. Только это весьма банальная история. Однажды вечером, вскоре после смерти моего мужа, ко мне приехал его друг — правда, теперь мне трудно называть его другом. Мы сидели с ним почти как с вами, — Кларисса бросила на меня быстрый взгляд, поколебалась и продолжала: — Не вообразите, пожалуйста, себе ничего дурного, мы просто сидели и вспоминали покойного, говорили о жизни и наших насущных проблемах. Но немного погодя его речь приняла странный характер: стала нервозной, двусмысленной, с какими-то недомолвками. Потом ему начало сводить судорогой шею и я, в порядке вещей, хотела помочь человеку, а он — о, ужас! — набросился на меня, нет, не с той целью, о которой вы подумали. Он укусил меня вот сюда, — дотронулась она пальчиками до плеча и смущенно улыбнулась, —