помидоры или мозги мертвых мартышек, закупоривали сосуды, и каждый сгусток испускал тоненькие струйки дыма – признаки пожара, который потухнет только вместе со смертью организма.

Ли-Шери крякнула от отвращения. «Блин, – сказала она, повторяя вторую мантру Дятла. – Бернард говорит, что взаперти сигарета – все равно что друг. С такими друзьями, пожалуй, не надо и врагов».

Для принцессы было загадкой, почему люди курят, но ответ на этот вопрос мы найдем очень легко, если посмотрим на глубокий стык природы и культуры, который образуется, когда человек заимствует элементы естественного мира и помещает их в собственный организм.

Три из четырех элементов доступны всем живым существам, тогда как огонь – эксклюзивный подарок людям. Курение – это процесс самого тесного объединения человека с огнем, не вызывающий немедленных фатальных последствий. Каждый, у кого в зубах сигарета, олицетворяет собой Прометея, похитившего огонь у богов и доставившего его на землю. Мы курим, чтобы укротить энергию солнца, умиротворить пламя преисподней, отождествить себя с Божьей искрой, впитать внутреннюю силу вулканов. Нам нужен не табак, но огонь. Затягиваясь сигаретой, мы исполняем своеобразный танец огня – ритуал столь же древний, как молния.

Означает ли это, что заядлые курильщики – религиозные фанатики? Признайте, что некоторая аналогия существует. Легкие курильщика – нагая девственница, сожженная на жертвенном костре.

За неимением другой литературы Ли-Шери постепенно прочла весь текст на пачке: «Кэмел: Лучший выбор. Смесь турецких и отечественных сортов табака; Качество: высшее; Произведено: Табачная компания Р. Дж. Рейнольдса, Уинстон-Сэйлем, Сев. Каролина, 27102, США. 20 сигарет с фильтром класса А»; и знаменитая надпись, украсившая заднюю поверхность пачки еще в 1913 году, когда была выпущена первая партия сигарет «Кэмел» (предположительно в год последнего контакта аргонианцев с рыжеволосыми землянами): «Не ищите в пачке премиальных бонусов и призовых купонов, так как стоимость табака в сигаретах марки «Кэмел» не допускает их использования».

Принцесса попыталась сосчитать все «и» в этом предложении, но столкнулась с той же трудностью, которую испытали многие читатели надписи на пачке «Кэмела»: точно посчитать буквы «и» с первого раза не удавалось почти никому. Вглядевшись в верблюда, Ли-Шери рассмотрела в очертаниях его фигуры скрытые контуры женщины и льва. Принцесса на цыпочках приблизилась к окну, поднесла пачку к свету, проникавшему через единственную незакрашенную полоску, и увидела, что слово «ВЫБОР» читается на стекле так же, как на пачке, а не переворачивается наоборот в зеркальном отражении. Это могло бы натолкнуть ее на мысль, что пачка «Кэмела» пересекает пространственную границу, линию раздела между материей и антиматерией, но значимость этого факта как-то сразу не дошла до принцессы. Для нее это было лишь очередной комнатной игрой, такой же, как поиск других верблюдов на пачке (еще два прячутся за пирамидами).

Ли-Шери спросила себя, читал ли Бернард надпись на своей пачке сигарет, решила, что – да, читал, и тотчас почувствовала, как он стал ближе к ней, подобно тому, как ежедневное чтение Библии поддерживало незримую связь между прекрасными дамами и отправившимися в крестовый поход рыцарями.

Просыпаясь по утрам и перед тем, как лечь спать, принцесса читала надписи на пачке, а иногда делала это и днем. Скупые фразы действовали на нее успокаивающе. Они были простыми и честными и не вызывали головокружения в отличие от формулировок на упаковках других продуктов – например, овсяных хлопьев «Привет».

На правом боку коробки «Привета», пестревшей многочисленными и порой тавтологическими заверениями, было написано:

Мало того что в этих словах явно чувствуется оправдательный тон, некая тень сомнения, а упоминание денег способно испортить аппетит, но вдобавок к этому текст оставляет читателя в недоумении, что же имеется в виду под «исполнением» хлопьев «Привет».

Они сегодня не в голосе? Или плохо справляются с управлением на поворотах? А может, у них слишком быстро происходит семяизвержение? Их координация ослабела с возрастом или это просто сезонный спад? Смеются ли наперекор судьбе убитые горем или доведенные до нервного истощения хлопья, веря, что шоу должно продолжаться?

Одно мы можем сказать точно: глядя на эту надпись, хочется со всех ног побежать в кладовку, схватить с полки коробку «Привета», открыть верх (очень аккуратно, чтобы не повредить, ведь если придется отправлять его по почте, он должен оставаться целым), обеими руками надорвать внутренний пакет из вощеной бумаги, перевернуть его вверх тормашками, вытряхнуть небольшое количество жителей страны под названием «Привет» в тарелку, быстренько залить их молоком (считается, что в сухом виде они ничего не «исполняют»), посыпать сахаром, а затем, низко склонившись над тарелкой, внимательно следить, как крошечные, румяные, невесомые овсяные хрустики разнообразной формы, текстуры и оттенков начинают погружаться в молоко с растворенными в нем гранулами сахара, как они намокают, размягчаются и слегка набухают, впитывая влагу. Все это время вы можете думать о тороидной форме – форме циклонов, вихрей, водоворотов, о конфигурации объекта, одновременно и самодостаточного, и непостижимым образом отделенного от себя; вы мысленно вообразите себе кольца, сияющие ореолы, спасательные круги, непрерывный жизненный цикл, вакуум как центр вселенной, а еще лучше, отверстия человеческого тела – все, на что вдохновит вас коллекция этих съедобных колечек; но глядя, как сладкое молоко заполняет дырочки в их середине и они раскисают, теряя четкость контуров, вы, несмотря ни на что, продолжаете испытывать и оценивать критическим взором сей продукт, постоянно задаваясь вопросом: не хуже ли хлопья «Привет» пшеничных хлопьев с пивом? Сгодятся ли они для смеси с пометом летучих мышей в час борьбы? Возьмет ли их в свое шоу Эд Салливан?[66] Включит ли их в состав своей команды Кнут Рокне?[67] И вообще, что и насколько хорошо исполняют эти маленькие засранцы?

Ли-Шери начала сверять время по Хулиетте. Если старушка приносила обед, значит, был полдень, если ужин – шесть часов вечера. Когда Хулиетта выносила горшок, было либо восемь утра, либо восемь вечера – судите сами, имело ли это для принцессы значение. Если Хулиетта вела ее на помывку в ванную комнату на третьем этаже (Макс и Тилли ею почти не пользовались), Ли-Шери знала, что наступила суббота и миновала еще одна неделя. Через девяносто ванн и девяносто намыливаний устрицы Бернарда выпустят на поруки. Хулиетта была часами и календарем принцессы. Время для Ли-Шери имело облик костлявой старухи с расширенными зрачками.

Пространство же определялось для нее не столько стенами мансарды, сколько пачкой «Кэмела». Пачка «Кэмела» представляла собой геометрическое тело в форме параллелепипеда 2 ³/₄ дюймов в высоту, 2 ¹/₈ дюймов в ширину и ³/₄ дюйма в глубину. Представьте себе, как взор принцессы скользит по каждой морщинке на целлофановой обертке; представьте себе напряженный взгляд Ли-Шери, ее глаза, похожие на двух золотых рыбок в банке, где не хватает воды.

Как сторонницу защиты окружающей среды ее, по идее, должен был бы скорее заинтересовать ночной горшок: он не только служил благородной, экологически чистой цели, но и своей округлой формой – столь же биоморфичной, как женская грудь, дыня или луна, – полностью гармонировал с природой. И все-таки именно пачка «Кэмела», вся из сплошных углов и прямых линий (формального эквивалента рационального сознания), рожденная на чертежной доске вдали от озерных камышей, предназначенная своими контурами защитить нас от всего непостоянного, то бишь необъяснимого, да, именно пачка «Кэмела» со своей логической и синтетической геометрией наполняла жизнью воздух в келье добровольной затворницы.

По утрам, примерно за пятнадцать минут до выноса горшка Хулиеттой, Ли-Шери просыпалась на своей койке и неизменно видела перед собой пачку сигарет, затаившуюся, словно зверек. Иногда лачка лежала на резиновом матрасе возле не знающей подушки головы Ли-Шери, будто жемчужина, выкатившаяся из ее уха. Один или два раза принцесса из озорства положила ее в пушистое гнездышко на лобке. Что за диковинная птица отложила это яйцо?

Ли-Шери целыми часами подбрасывала и ловила пачку в воздухе. Она достигла такого мастерства, что могла поймать ее за спиной, из-за плеча, зубами или не открывая глаз.

Порой она вспоминала свои старые чирлидерские номера и включала их в упражнения с пачкой «Кэмела», но чаще всего Ли-Шери просто сидела и держала пачку в руках, вглядываясь в ее экзотические пейзажи. Принцесса заселяла ее, колонизировала и получала уроки выживания. Пересекая пустыню, Ли-Шери научилась правильно заворачиваться в бурнус, как это делали местные жители. Рыжие ведь так легко обгорают. Она узнала, из каких камней можно выжать воду, научилась ценить особенную реальность миражей.

Однажды ей послышался стук дятла, но как она ни старалась, ни одного дупла в стволах пальм так и не нашла. Путешествуя и пешком, и на спине верблюда, Ли-Шери не поднимала глаз. Она искала спички. Она искала на песке следы черных сандалий.

Обеды, ужины и ванны сменяли друг друга. Горшок наполнялся и опорожнялся. Весна медленно перешла в лето. К концу июня воздух в мансарде стал таким спертым, что если бы не прохладный ветерок из оазиса, принцесса бы наверняка задохнулась.

Ли-Шери сидела в тени у прозрачного родника и играла со своей любимой пачкой «Кэмела». Дни напролет она подбрасывала и ловила, подбрасывала и ловила ее, а старые зеленые жабы пялились на нее из воды вуайеристским взглядом, способным поглотить красоту и навеки заточить ее в своем плену. Эти выпученные глаза напомнили принцессе Абена Физеля – он ухаживал за ней с точно таким, же взглядом.

К роднику часто приходили кочевники. И мужчины, и женщины носили серебряные украшения ручной работы, мелодично звякавшие, будто кассовый аппарат в сладких грезах лавочника. Их старинные винтовки были длинными, как багры, а глиняные кувшины, которые они наполняли водой, восходили еще к тем временам, когда Иисус был всего лишь проблеском света в Великом Оке. К роднику приходили берберы, а бедуины приводили на водопой своих верблюдов. Приходили и шейхи – нефтяными скважинами они не владели, и сыновья их не учились в Оксфорде, но роскошь их нарядов заставила бы скрючиться от зависти любого шелковичного червя на Востоке. Шейхов окутывало такое густое облако духов, что принцесса порой закашливалась. Всем этим торговцам, разбойникам, танцовщицам, али-бабам и караванщикам она без устали задавала один и тот же вопрос – не встречался ли им на пути рыжеволосый бунтарь? – а они выпрашивали у нее сигареты.

«Я не могу распечатать пачку, – пыталась объяснить Ли-Шери. – Если я ее открою, все это исчезнет. Качество окружающей действительности зависит от того, насколько цельным остается внутреннее видение».

Они презрительно смотрели на нее, как смотрит всякий умный человек, которому хочется покурить, перекусить, выпить чашечку кофе, погладить теплый женский бок или послушать занимательную историю и которого вместо всего этого пичкают философскими рассуждениями.

В июле – как раз после того, как король Макс проиграл сорок долларов на игре «Все Звезды», а у Хулиетты закончился кокаин, – Ли-Шери поняла, что ее тело заключило приватное соглашение с луной. При минимуме усилий жизнь принцессы вошла в единый ритм с колесом лунного механизма.

Ночи в мансарде обычно были черны, как сосиски на жаровне пиромана. В этой части света, однако, полная луна вставала на востоке, и когда она светила ярче всего, ее лучик прокрадывался через незакрашенную полоску в окне и пронзал тело спящей принцессы.

К маю принцесса, подобно своим прародительницам, начала регулярно менструировать в новолуние, а в июле заметила, что овуляция у нее происходит с полнолунием, как у всякой здоровой женщины, чьи ночи не оскверняет искусственное освещение. Ли-Шери всегда могла определить, когда наступит момент овуляции, потому что ее вагинальная слизь становилась более вязкой и обильной, чем обычно. Ее железы смазывали колею для Сперм-Экспресса. Конечно, проверка на овуляцию была бы рискованной, так как заряженная яйцеклеткой вагина в порыве энтузиазма могла принять палец исследовательницы за пригодный к эксплуатации фаллос и попытаться затянуть его внутрь. Мужество, если не сказать – героизм, с которым принцесса сопротивлялась соблазну испытать себя, было достойно восхищения, но консистенция слизи неопровержимо доказывала, что Ли-Шери вполне успешно, хоть и без всякого умысла, начала применять на практике лунацепцию.

Узнай об этом Бернард, он как горячий сторонник лунацепции порадовался бы за принцессу, несмотря на очевидную иронию судьбы: теперь, когда месячные у Ли-Шери шли как по расписанию и она точно знала момент овуляции, когда она получила возможность зачать или избежать зачатия по собственному желанию, когда она, наконец, раз и навсегда решила проблему контрацепции, оказалось, что все ее достижения имеют чисто теоретическое значение и совершенно оторваны от практики. Маршрут Сперм-Экспресса не проходил через мансарду дома в Пьюджет-Саунд.