Где горы льда сшибаются в ночи. Сверкнув, пал вниз клинок Эскалибур: Но над водою поднялась рука, Одета в белоснежную парчу, Поймала меч, им трижды потрясла За рукоять, и увлекла на дно. А рыцарь возвратился к Королю. Тут молвил, задыхаясь, лорд Артур: 'Исполнено; я вижу по глазам. Так говори: что видел, что слыхал?' Ответствовал отважный Бедивер: 'Зажмурил я глаза, чтоб блеск камней Не ослепил меня (таких чудес, Как эта рукоять, я не видал И не увижу впредь, хотя б прожить Три жизни довелось мне, не одну!), И меч двумя руками бросил вдаль. Когда ж взглянул опять, смотрю — рука, Одета в белоснежную парчу, Поймала меч за рукоять и, им Потрясши трижды, под воду ушла'. Промолвил, тяжело дыша, Артур: 'Конец мой близится; пора мне в путь. На плечи бремя тяжкое прими И к озеру снеси меня: боюсь, Проник мне в рану хлад, и я умру'. Сказав, он приподнялся над землей, С трудом, на локоть тяжко опершись; Был скорбен взор глубоких синих глаз Как на картине. Храбрый Бедивер Сквозь слезы сокрушенно поглядел И отозвался б, да слова не шли. Встав на колено, ослабевших рук Кольцо он на плечах своих сомкнул И раненого меж могил понес. Он шел, Артур дышал все тяжелей, Как ощутивший гнет дурного сна В ночном безмолвии. Вздыхал Король И повторял в бреду: 'Скорей, скорей! Боюсь, что слишком поздно: я умру'. Но Бедивер спешил через хребты: В туманном облаке, слетавшем с губ, Он мнился исполином мерзлых гор. Вздох моря — за спиной, плач — перед ним; Стрекалом мысль гнала его вперед, Доспех бряцал в пещерах ледяных И в гулких впадинах; сколь хватит глаз, Лязг отзывался в скалах, только он Ступал на скользкий склон, и тот звенел Под поступью окованной стопы. И вдруг — ло! — Гладь озерная пред ним В величественном зареве луны. Глядь: в смутных сумерках плывет ладья, Темна, как креп, от носа до кормы; Сойдя же вниз, сумел он различить Фигуры величавые у мачт, Все — в черных столах, как во сне. Меж них Три Королевы в золотых венцах. К звенящим звездам устремился крик: То в неизбывной муке голоса Слились, подобно ветру, что поет Над пустошью ночной, где не ступал Никто с тех пор, как сотворен был мир. Шепнул Артур: 'Снеси меня в ладью'. Простерли руки Трое Королев И приняли, рыдая, Короля. А та, что выше прочих и милей, Над раненым склонилась в полумгле, Растерла руки, расстегнула шлем, По имени, стеная, позвала, Роняя слезы скорби на чело В запекшейся крови. Был бледен лик Артура, словно тусклая луна Пронзенная лучом с восточных гор. Сочились влагой сеч оплечье лат И наручи. Блеск золотых кудрей, Лоб осенявших солнцем, что встает Над троном сфер, запорошила пыль; Обвисли пряди, сбились колтуном, Мешаясь с пышным обрамленьем уст. Так рухнувшим столпом Король лежал Артур, что встарь, с копьем наперевес, Звезда турнира, от пера до шпор, Через арену Камелота мчал Перед глазами дам и королей! Тогда воскликнул громко Бедивер: 'Милорд Артур, куда податься мне? Где преклоню я голову теперь? Я вижу ясно: прошлое мертво. Встарь каждый день путь к подвигу являл, И каждый подвиг выдвигал вперед Достойного, — впервые с той поры, Как луч звезды путь указал Волхвам. Но ныне уничтожен Круглый Стол Зерцало чести, доблести оплот; А я, последний, обречен блуждать Затерянным во тьме годов и дней, Средь чуждых мне людей, умов и лиц'. И медленно изрек с ладьи Артур:
