— Никита, не дури…,- попробовала она докричаться до него.
— Елена Максимовна, проблемы? — подошёл ухажёр. — Опять сын бунтует.
Поскучнев, вздохнула. Развернуться не дают!
— Хорошего помаленьку, Константин Петрович.
— Лена, а ну его к лешему твоего строптивого отпрыска, давай убежим, мы свободные и давно взрослые люди? — вдруг заявил он, переходя на ты.
Она удивилась. Лена бы может, так и сделала, если б то касалось Даньки, а не Никиты, мужик ей был симпатичен. Серьёзного она, конечно же, ничего бы не позволила себе, но поболтать с ним не отказалась. А сейчас ей сделалось смешно, и она предложила просто погулять. 'Если Кушнир грозился выслать Саню, значит он на пути. Никита дошёл до кипения и лучше его не щипать'.
Довольно-таки быстро появившийся Санёк: холодно поздоровался с так не любимым Никитой юристом и радушно пообщался с ней. Оттеснив Константина, предоставив ему возможность развлекаться дальше самому и забрав Лену с собой не прощаясь, исчез.
Рано утром, заставив спешно собраться, к неудовольствию Даньки, он увёз их в столицу. Данька дулся всю дорогу на неё, догадываясь о причине такого укороченного отпуска, но молчал. Однако через два часа, не в силах больше молчать, он игнорируя мать, завёл разговор с Кушниром. Никита наоборот был весел. Лена, греясь в тепле его рук и груди, дремала. Ах, если б счастье возможно было растянуть на всю жизнь. Никита, словно прочтя её мысли, прошептал:- 'Ничего нет невозможного в этом. Надо только захотеть, радость моя'. Она со страхом подняла глаза на него. Неужели мы одно целое. Он считывает даже её мысли. Санёк радовался, что, наконец-то, едут домой, а Вася просто делал своё дело, крутя баранку. Доехали без приключений. С надеждой и сомнением подошли к двери. Но всё обошлось и дверь, нормально себя чувствуя, открылась. Лена, бросив мужиков разбираться с вещами, с замирающим сердцем, пробежалась по комнатам. Проверила дискету в венике и папку подколотую на скотче за заднюю стенку шкафа. И только поняв, что беда миновала и, не добыв ключа, любители тайн не рискнули сунуться, она успокоилась.
— Ну что убедилась, гостей не было? — обнял её Кушнир. — Я ж тебе говорил. Если б они могли открыть дверь, не пыхтели б на Карпатах над добычей ключей. И, скорее всего, это любопытничали не представители вашей армейской элиты, а силы безопасности. Надо дать им копии всего и они успокоятся.
— Для чего же они охотятся за этим, если не принимают мер? — не поняла Лена.
— А они сейчас на вроде коллекционеров. Обязаны знать всё по должности. Вот они и стараются. Добыли. На полку положили. До отдалённых времён. Как коллекционера греет душу новое приобретение, так и их само наличие в их ведомстве этой информации. Посмотрят, порадуются и опять поставят. Я так думаю у них её на многих достаточно собрано. Только пустить в ход, силёнок нет.
— Ты так думаешь?
— Догадываюсь. Давайте ужин организуем. Я проголодался. Трасса, твой кавалер забрали последние силёнки. Наконец-то, я больше не увижу его приторную физиономию около тебя.
— Никита, а ведь ты пасанул перед ним, век бы не подумал про такое. Так хорошо катались. — Прорвало язвой обиженного возвращением Даньку. — Мать, ты испортила нам отдых. Стыдно заводить интрижки в твоём возрасте и трепать нервы Никите. Я б на его месте плюнул на тебя. Подумаешь Афродита. Лена посмотрела на Кушнира, что скажет, но тот, показав спину, отвернулся к окну. Подумала: 'Надо же, обиделся'. Улыбнувшись, посоветовала сыну взять пылесос и заняться уборкой, а Никите не грех помочь ей с ужином, потому, как за неделю она совсем разленилась. Кушнир не шелохнулся. 'Вот Данька противный, завёл его, — рассердилась Лена, — придётся включать женскую хитрость'. Дождавшись ухода сына и послушав завывания пылесоса, обняла парня, прижавшись щекой к спине.
— Никита, ты же не пацан. Лопай свой обиженный шарик. Не с чего, ей Богу, так ему надуваться. Во-первых, у нас друг перед другом, никаких обязательств нет. И мы оба свободные люди. Во-вторых, причины для обид не вижу, я до сих пор не уверена, что он не из органов и всего лишь ломал комедию.
— Дело же не в этом, — развернулся он, отбирая у неё нож и принимаясь чистить сам картошку. — Ты совсем не дорожишь мной и готова в любой момент кинуть.
— А что тебя удивляет. Ты же знал об этом с самого начала. Мы же разные и не только по характеру, но и по возрасту.
Картошины подпрыгивая шлёпались в раковину.
— Лен, глупость всё это. Я ни хочу тебя терять. Что тебе даст уверенности в моей надёжности и нашем будущем, штамп в паспорте? давай зарегистрируем наш брак. Я только за.
Лена обалдело заморгала. 'Ну ничего себе заявочки!' Но сориентировавшись выпалила:
— Замуж?! ни за что! Больше я такой ошибки не повторю.
— Господи, что ж ты такая ненормальная-то, все бабы замуж хотят. А ты даже с этого крючка срываешься, — разозлившись, он кинул картошку в раковину так, что она перелетела через края на пол. При этом тут же скосив глаза ей сделав замечание:- Осторожно молотком стучи. Вместо отбивной по пальцу саданёшь. Ни черта не видишь, что делаешь. Дай сюда.
— Вот — вот, даже в мелочах пытаешься устроить домострой. — Вырвалось у неё.
— Не придумывай болячку. Я пальцы твои жалею. Домострой? какой я домострой. В твоей голове всё перепуталось. Долгов тебе мясо отбивал, а картошку чистил, а тебя, как манну небесную хотел? ну вот видишь, нет. Чего же ты так боишься. Сам себе удивляюсь. Впервые бабу уговариваю, пойти расписаться, а она от меня нос воротит. Завела, аж под дыхалкой жжёт. Думать никогда не думал, что такая канитель возможна. Давай перец и соль, а теперь яичко взбей. — Сорил он приказами по ходу. Лена, улыбаясь, приносила, взбивала, сыпала муку и вытирала его перепачканный мукой подбородок. Вкусно пахло отбивными, жареной картошкой и семейным уютом.
— Сколько можно меня морить голодом, от запахов язык проглотишь, а на ужин не приглашают. — Заглянул к ним Данька.
Никита крошил овощи в салат, а Лена сервировала стол, никто не отреагировал на его крик души.
— Вы что поругались? — выдернул из-под ножа Никиты дольку красного перчика, отправив его сразу в рот, Данька.
— Я твоею мать замуж зову, а у неё выражение лица как будто уксус выпила. Хоть ты скажи, я что плохой жених?
Данька обалдел. А обретя язык тут же заработал им:
— Это ты Никита с горяча про женитьбу ляпнул. Во — первых, тебе это к лешему надо? Во-вторых, мать на аркане больше в загс не затащишь. Чем вам так плохо, раз уж у вас всё не как у людей.
— Нашёл, у кого помощи попросить, — сверкнул сердито глазами Никита, — мой руки и садись за стол.
— Чего ты так разошёлся. Просто не врубился по малолетству на что нарываешься. Вот послушай, что я тебе скажу. Длительное ношение золотого обручального кольца мужчинами может привести к расстройствам в сексуальной сфере.
— Таким как ты в интернет нельзя заходить, всю ерунду соберёте. — Хмыкнул Кушнир, раскладывая еду по тарелкам.
— Ты не дослушал. Всё точно. Со временем драгоценный металл начинает окисляться и выделять продукты химической реакции. Это в свою очередь, негативно влияет на мужские половые железы, считают учёные, а совсем не я.
— Понятно, не желая видеть меня мужем своей матери, ты заботишься о моей потенции.
— Не веришь что ли, я могу показать…
— Надо подумать, как сделать «чик» твоему интернету, а то у тебя на каждый чих готова какая — нибудь глупость из него, — пообещал Никита. — Я уже прослушал про Баха, баобаб, теперь вот про ужасы обручального кольца.
— Никита, не дури, мне всё едино куда ты его прицепишь, хоть в нос. — Препирался с ним Данька. Но вдевать в кольцо маменьку ты точно поспешил.
— Бог мой, с кем я связался…,- закатил глаза, рассерженный Кушнир, но, изловчившись и поймав проходившую мимо Лену, припал к её губам поцелуем.
— Э-э! Вы чего?! — тут же захихикал Данька. — Кое — где поцелуи считаются преступлением. В штате Коннектикут по воскресеньям запрещено целовать жену. А в штате Индиана до сих пор жив закон, по которому 'мужчине с усами запрещается целовать человеческое существо'.
— М-м-м, — взвился Никита, — лучше молчи и ешь.
Ужин получился поздним и благодаря Данькиным квохтаниям, вообще затянулся. Он весь вечер болтал глупости и ел, как будто его не кормили месяц. После чего Лена встала, собрала со стола, сложила в раковину и они, перемигнувшись с Никитой, ловко обязали сынулю мыть посуду, а сами пошли в душ.
— Давайте без надрыва там, топайте в кровать, а то я тоже хочу помыться и баиньки.
— Мой лучше тарелки умник, — шлёпнул его пониже спины Кушнир. — И чтоб жира по краям не было.
— Шагай, а то маменька на крючочек закроется. — Не остался в долгу Данька. — Кстати человечество бить по больному месту нельзя — одиноким есть шанс остаться.
Никита отмахнулся и прибавил шаг. Но Лена дверь не только не заперла, но и была на вроде мёда, хочешь мажь, хочешь ложкой ешь. Никита тут же насторожился:
— Ленка, ты принимаешь моё предложение?
— Каждый из вас непременно считает себя, самым умным, самым желанным и вообще самым, самым. И если осчастливили женщину своим вниманием и выбором, то она должна быть благодарна до гробовой доски за это. А ведь мир вокруг меняется и женщины с ним тоже меняются, а вы ничего не хотите замечать…
— Вот это да… Не крути рулетку…
— Давай отложим этот разговор. Ты не готов к такому шагу, сделал его чисто эмоционально. Кинстантин завёл. Я тоже вязну в прошлом. Попробуем оставить всё, как есть. Я соскучилась, а ты заверял только что в том, что ты лучший мужчина. Докажи.
Даньки с большим трудом удалось их выпереть из душа. Не смотря на то, что зимние ночи длинны, Никите не хватило её на доказательства. Не успел уронить голову на подушку, как прозвенел неугомонный будильник — подъём. Лену не будили, вместе с Данькой позавтракав, отправились по своим рабочим местам, один в институт, второй в офис. Причём, Никита взялся первым делом добросить парня до учебного заведения, а потом уж ехать к себе.
Офис бурлил. Собравшись впервые после Рождественских праздников, сотрудники делились пережитым и одаривали друг друга привезёнными из поездок сувенирами. Кушнир, вызвав секретаря, назначил совещание и просил присутствие на нём всех директоров.
— Доброе утро, Нина Фёдоровна! Как настроение? — поприветствовал он бодренько.
Та тяжко вздохнула, как будто она неделю не вылезала с грядок.
— Как в аптеке, пьём лекарства…
— Что так плохо отдохнули? — удивился он.
Она опять вздохнула и принялась объяснять.
— От лени. Разленились жуть. На работу выходить, как нож острый к сердцу…
— Понятно.
— Никита Богданович, вы — то как провели рождественские каникулы? — поинтересовалась немолодая женщина, работавшая у него много лет секретарём.
'Вот ведь, такая же примерно, как Лена по годам, а может и лет на пять постарше, но получается, внимание даже на бабу не обращал. Для меня это была старуха. А Ленка перевернула всего. Поразительная штука жизнь и совсем уж невероятная — любовь'.
— Отдыхать всегда хорошо, как не отдыхай и всегда мало, — усмехнулся он, отводя взгляд от секретаря и усаживаясь за стол.
— Где ж вы были, на Гавайях?