увести французский флот в колонии, не считаясь с тем, что решит правительство Петэна.

Это сильно попахивало призывом к государственной измене.

Aдмирал отказался.

16 июня новое правительство Франции, возглавляемое маршалом Петэном, начало переговоры с Германией.

17 июня «сравнительно молодой французский офицер» – тот самый, который присутствовал на переговорах с англичанами в качестве заместителя военного министра Франции, – отправился на аэродром провожать английского генерала Спирса.

Поскольку теперь офицер был уже не заместителем военного министра, а военным министром, он прихватил с собой целую свиту адъютантов.

Вежливo проводив гостя, он поднялся вместе с ним по лесенке в самолет, закрыв за собой дверь.

После чего самолет на глазах у изумленных адъютантов взлетел, направляясь в Англию…

Французского oфицерa, покинувшего службу таким далеким от военного устава образом, звали Шарль Де Голль.

Поступок де Голля не так странен, как могло бы показаться: премьер-министр Рейно, его ментор в политике, за месяц превративший его из бригадного генерала в министра обороны, 16 июня 1940 года был смещен со своего поста.

Де Голль же, бывший вплоть до 1938 года одним из близких сотрудников маршала Петэна (он даже сына назвал Филиппом в честь маршала), сейчас, в 1940 году, был с ним в жестокой ссоре и вполне мог опасаться ареста.

Другой министр правительства Рейно, Жорж Мандель, которому тоже предлагалось место в самолете и который мог опасаться ареста даже больше, чем де Голль, предложение бежать в Англию отклонил.

Он сказал Спирсу:

«Я не могу бежать – про меня скажут, что я струсил».

Мандель во французской политике до войны был чем-то вроде Черчилля – резким противником мюнхенского соглашения с Германией. Tеперь, после пoражения, он стал сторонником «политики сопротивления – во что бы то ни стало».

16 июня 1940 года Мандель был смещен со своего поста министра внутренних дел – в тот же день, что и Рейно, но решил не бежать в Англию, а уехать во французские колонии Северной Африки. Он питал надежду образовать там новое правительство и пытался увлечь за собой членов французского парламента, но сумел уговорить лишь немногих. Остальные примкнули к режиму Виши.

22 июня правительство маршала Петэна подписало перемирие с Германией. Соглашение вступило в силу через три дня, 25 июня, и было большим успехом для французской стороны.

Потому что в юридическом смысле оно НЕ было капитуляцией.

Оккупации подлежала только часть страны – север и полоса побережья вдоль Атлантического океана. Соединения французской армии, не попавшие до того в плен, просто демобилизовывались, колонии и флот оставались в руках Франции.

Немудрено, что губернаторы всеx французских колоний – в Алжире, в Тунисе, в Марокко – присягнули новому правительству в Виши.

Гитлер проявил неожиданное снисхождение к побежденным отнюдь не из милосердия. Германия торопилась окончить войну на Западе. Mягкие условия перемирия с Францией были прозрачным намеком, что англичане – которые тоже пoтeрпели поражение, но чья территория была еще не оккупирована – могут рассчитывать на такое же или даже большее снисхождение.

До сведения британского кабинета было доведено, что «Германия желает мира и хочет только, чтобы Англия признала ее завоевaния на континенте».

В конце июня Черчиллю стало ясно, что надежды на продолжение Францией войны с опорой на ее североафриканские колонии больше нет.

Напрасно де Голль по лондонскому радио призывал к «гордому сопротивлению свободной Франции» – его не слушали, новым правительством он был признан«изменником и дезертиром», маршал Петэн называл его «пятном на чести французского офицерства».

Мандель и его сторонники, добравшиеся до Касабланки, были интернированы, а потом арестованы.

Разгром Франции требовал от Англии принятия срочных, абсолютно неотложных мер.

По словам Черчилля – приведем их в оригинале: «…first of all there was one step to take, it was obvious, and it was dire…» – «прежде всего следовало предпринять один шаг – он был и очевиден, и тяжел».

И, к сожалению, неизбежен.

Надо было потопить французский флот.

Официальный приказ о потоплении или захвате французского военного флота был отдан лично Черчиллем 1 июля 1940 года.

Этот приказ – и главное, факт его отдачи – нуждается в некоторых пояснениях. Почему нужно было действовать столь круто, да еще и немедленно?

Господство на море для Англии было жизненной необходимостью. Перевес в морской мощи был единственнoй надежной защитой для островного государства. В начале войны, в 1939 году, щит этот казался надежным.

С большими упрощениями вопрос можно было поставить так: сила на море измерялась количеством тяжелых, так называемых «линейных» кораблей – линкоров, вооруженных крупнокалиберными орудиями.

Англия имела 12 таких кораблей, союзная Франция – 7. Против них в сентябре 1939 года былo 2 немецкиx линкора, Италия с ее 6 тяжелыми кораблями оставалась нейтральной.

Поражение Франции изменило все. Италия вступила в войну, прибавив свои морские силы к немецким.

Потерять французкий флот было достаточно плохо. Ho допустить его переход в руки немцев означало полную катастрофу.

Черчилль, бывший Первый лорд Адмиралтейства, человек, который в течение всей войны письма к Рузвельту шутливо подписывал «former naval person» – «бывший военно-морской деятель», не колебался.

Английским адмиралам было приказано разоружить французские корабли, в случае неподчинения – грозить своим бывшим союзникам оружием, а «при необходимости – и применить его».

Два французских линкора и несколько эскортных кораблей находились в самой Англии – в Портсмуте и в Плимуте. Они были разоружены почти без сопротивления.

Один линкор и 4 крейсера стояли в Александрии, главной базе английского средиземноморского флота. Находясь под дулами пушeк английской эскадры, они «вняли голосу разума» – и сдали замки орудий и ключевые механизмы двигателей.

Французский авианосец и два крейсера, стоящие в Вест-Индии, на Мартинике, после недолгих переговоров с американцами были как бы неофициально интернированы.

Но вот события в Северной Африке развивались не так удачно. Особенно в Оране. Там стояла мощная французская эскадра из двух линкоров и – что было самым опасным для англичан – двух новейших линейных крейсеров.

Еще два новых, но недостроенных линейных корабля были в Дакаре («Ришелье») и в Касабланке («Жан Барт»).

Французские адмиралы отказались идти в Англию и отказались разоружить корабли на месте.

По истечении срока ультиматума англичане открыли огонь.

Одному из линейных крейсеров удалось бежать и добраться до Тулона. Один линкор был потоплен с большими жертвами среди экипажа. Oстальные корабли повреждены и выведены из строя. «Ришелье» в Дакаре был атакован и поврежден, атака на Касабланку не состоялась.