В середине 1915 годa Уинстону Черчиллю шел 41-й год. Параллели просто напрашивались, и по- видимому, именно этим объяснялись и поистине истерический тон, и гневное содержание письма Клементины Черчилль премьер-министру страны Герберту Асквиту. Ее муж пребывал в глубочайшей депрессии. Его поносили последними словами во всех газетах – это стало своего рода эталоном хорошего тона.

Браня Черчилля, можно было продемонстрировать «зрелость и независимость в суждениях», и пользовались этим очень широко.

Защищаться он не мог. Много позднее Черчилль напишет в своих мемуарах, что «возможности правительства во время войны огромны и бесконтрольны, правительство может все». Разумеется, российскому читателю не следует понимать это буквально – правительство в Англии даже и во время войны «может все» не в абсолютных терминах, а исключительно в рамках незыблемых английских понятий. Но заткнуть рот одному человеку, засекретив все правительственные документы, связанные с войной, правительство могло и в Англии.

Дарданелльская операция продолжалась, теперь уже на суше. Высадка английских войск на полуострове Галлиполи успеха не принесла. Китченер говорил всем, кто соглашался его послушать, что он, Китченер, всегда был против этой сумасбродной затеи и что глупо тратить первоклассные войска в таком второстепенном месте. Австралийские и новозеландские солдаты, составлявшие основную часть галлиполийских десантов, обвиняли во всех своих бедах Черчилля, который был смещен задолго до их высадки, а к сухопутной операции не был даже и причастен.

К осени, однако, Уинстон Черчилль решил, что сожаления о прошлом бесполезны, а жаловаться на несправедливость – не его удел.

Он подал в отставку со своего чисто декоративного поста, написал Асквиту письмо, в котором говорил, что в минуту испытаний он не готов получать высокое жалованье на службе, которая является чистой синекурой, и попросил о направлении его в армию – он надеялся на командование бригадой. Ему, правда, не дали бригады и отказали даже в командовании батальоном, но, тем не менее, он восстановил свой чин майора резерва и уехал на фронт. Его назначили во 2-й батальон полка гвардейских гренадеров, и новые сослуживцы встретили своего нового собрата с большой настороженностью – они предполагали найти в нем чисто декоративного офицера. Они ошиблись. Майор Черчилль оказался храбр, распорядителен и неприхотлив. Жене он писал часто и просил посылать ему время от времени продуктовые посылки. Еды ему хватало, но он хотел вносить свой вклад в офицерскую складчину своего батальона. Пребывание в траншеях, видимо, вернуло ему чувство внутреннего покоя. Полк стоял в обороне, так что потери были невелики, но пули в линии траншей ни чинов, ни званий не выбирали, риск был велик, и по сравнению с этим карьерные соображения казались чем-то мелким.

Клементина не была так уж уверена в душевном спокойствии супруга и писала ему, что, если он погибнет, все будут думать, что он нарочно искал смерти, поэтому ее дорогому Уинстону следует позабыть на время о своей обычной браваде и думать только о том, как он сможет в конце концов посрамить своих немилосердных критиков.

Миссис Черчилль была умной женщиной и знала, на какие точки души ее мужа надо нажать для того, чтобы получить желаемые результаты.

Она беспокоилась напрасно: Уинстон Черчилль смерти не искал. Он подал по начальству докладную, указывая, что идти в атаку на проволочные заграждения и пулеметы, «используя в качестве средства прорыва только голую грудь храбрецов», – дело довольно глупое и что следует изготовить какие-нибудь передвижные бронещиты на колесах или, еще лучше, на гусеницах, снабженные парой-тройкой пулеметов, и наcтупление вести с помощью этих устройств, а кстати и напоминал, что нечто в этом роде уже проходило разработку в технической службе его Адмиралтейства.

Нет, он больше не был несчастен. В январе 1916 года его произвели в подполковники и назначили командиром 6-го батальона полка королевских шотландских стрелков.

В частном письме Дэвид Ллойд Джордж написал однажды следующее:

«…Асквит слишком сильно беспокоится о мелких вещах. Если вы покупаете большой особняк, он способен прийти к вам и сказать: «А подумали ли вы о том, где разместить кошку?»

К 1916 годy примерно к этому же выводу пришли и английские избиратели. Его методы руководства войной в их глазах стали выглядеть совершенно не адекватными масштабу проблем, с которыми столкнулась Англия. Его популярность непрерывно шла вниз и вниз, и в середине декабря 1916 года коллеги Асквита сделали из этого факта соответствующие выводы.

Его поставили перед выбором: отставка или вынесение вотума недоверия правительству в парламенте, и его долгое премьерство – восемь лет и восемь месяцев, самое долгое со времен лорда Ливерпуля добрых сто лет назад – на этом окончилось.

Новым премьером стал Ллойд Джордж.

B конце марта Черчилль вновь появился в парламенте и произнес речь, связанную с военными ассигнованиями. Адмирал Фишер, успевший в очередной раз поменять свое мнение о Черчилле на прямо противоположное, назвал ее лучшей из всех, которые он когда-либо слышал.

Черчилль к этому времени вернулся на фронт. В мае eго батальон попал под программу перетряски фронтовых частей английской армии ввиду нехватки «человеческого материала» – потери были высоки, а пополнения недостаточны. В результате батальон был расформирован, он потерял свой командный пост и вернулся в Англию.

Нельзя сказать, что его встретили аплодисментами. Тот же Ллойд Джордж, например, заметил: «Однажды вы обнаружите, почему ваши суждения не пробуждают доверия к вам, хотя неизменно вызывают восхищение, – потому что из каждого вашего слова видно, что национальные интересы для вас совершенно заслонены личными амбициями».

Hoвый премьер был человек злоязычный – этим и славился.

Жена Асквита Марго, особа весьма колючая, говорила о Ллойд Джордже:

«Он еще ни разу не видел какого-нибудь пояса без того, чтобы не ударить ниже его».

Про него еще и не то говорили – он считался прохиндеем легендарной пронырливости, обманщиком, демагогом и неистовым бабником.

Тем не менее, всеми признавалось, что человек он способный и энергичный и в военное время показал себя замечательным министром, ответственным за производство боеприпасов, а потом – превосходным военным министром, куда лучше, чем был фельдмаршал Китченер, которого он после его гибели заменил.

В роли премьера Ллойд Джордж тоже обнаружил замечательные качества – и энергию, и ум, и воображение.

И ему были нужны энергичные сотрудники. Начиная с мая 1917 года он начал все чаще и чаще советоваться с Черчиллем. В июле он назначил его на пост министра производства вооружений – тот самый, который в 1916 году занимал он сам. И не пожалел о своем решении – хотя его поносили за это все консервативные газеты. Уинстон Черчилль извлек кое-какие уроки из своего падения с политического олимпа Англии – он перестал пытаться заменять собой все правительство. Вместо этого он взялся за доверенный ему участок и в три месяца реорганизовал его на диво эффективно: вместо полусотни автономных отделов он создал совет, всего из 11 человек, каждый из которых получил свой участок работы. Заодно к деятельности совета были привлечены промышленники, занимавшиеся самим производством боеприпасов, – дело они знали до тонкости и оказались прекрасными советниками и консультантами. Заодно Черчилль ликвидировал все трудовые споры, разрешив деятельность профсоюзов. За более высокую квалификацию рабочим стали приплачивать дополнительные деньги. Грандиозной проблемой была стачка рабочих оружейных заводов. Черчилль встретился с Дэвидом Кирквудом, одним из лидеров забастовщиков. Они поговорили. Все уволенные забастовщики были восстановлены на работе, и через три дня забастовка прекратилась. Черчилль назначил Кирквуда управляющим на заводах Майлс Энд, ответственным за организацию оплаты труда, и тот разработал систему бонусов, которая казалась ему справедливой. Черчилль утвердил ее, не исправив и запятой, – и через три месяца Майлс Энд побил рекорд