партию, а сразу после Ноябрьской революции в Германии вошел в «Союз спартаковцев».
В марте 1919 года Э. Левинэ прибыл в Мюнхен, где под псевдонимом Ниссен возглавил баварских коммунистов. Привлечение к работе другого выходца из России — анархиста Аксельрода позволило наладить выпуск ежедневной газеты «Мюнхенское красное знамя», по популярности значительно превосходившей социал-демократические издания. Быстро росли ряды партии: если в начале весны коммунистов в Баварии насчитывалось официально не более 600 человек, то к апрелю их стало в 10 раз больше[40]. Более того, почти завершились переговоры о слиянии с коммунистами местной организации Независимой социал-демократической партии Германии, члены которой были готовы даже предварительно обновить свое руководство в обмен на обязательство не сводить «старых партийных счетов».
Однако ситуация кардинально изменилась, когда «независимцами» 7 апреля была внезапно провозглашена Баварская советская республика и сформировано правительство во главе с поэтом и драматургом Эрнстом Толлером. Советская власть просуществовала всего три, а под руководством коммунистов — лишь две недели. 3 мая в Мюнхене белогвардейцами были подавлены последние очаги сопротивления. В ходе уличных боев были убиты 159 человек и ранены 900. Более 1500 человек подверглись аресту с последующим осуждением.
5 июня по приговору военно-полевого суда казнили Эйгена Левинэ. Позже ИККИ назначил его сыну до достижения совершеннолетия ежемесячную пенсию в размере 40 долларов. Эрнст Толлер оказался за тюремной решеткой, где провел 5 лет. В заключении он вступил в КПГ.
Крушение советской республики в Баварии было предопределено целым рядом факторов: пассивно- оборонительной стратегией ее руководства, внутренними межпартийными трениями, заурядной коррупцией. Разложению подвергались не только местные функционеры, но и агенты Коминтерна. Вот что писал по этому поводу А. Е. Абрамович: «Когда венгры (т. е. КП Венгрии. — М. П.) были у власти, то они такую кутерьму затеяли, что прямо волосы дыбом становятся. Например, в Мюнхен приезжает курьер и передает для мюнхенской партии 30 000 крон. Случайно я являюсь к нему для того, чтобы расспросить о положении дел в Венгрии. Он чуть ли не падает в обморок и дает мне еще 50 000 крон, но потом оказывается, что он получил 150 тысяч и разделил их между своими приятелями. Так же и с нашими курьерами»[41].
А. Е. Абрамович, по собственным словам, входил в рабочее правительство[42], однако документов, подтверждающих это, не обнаружено. После падения советской власти он скрывался 10 дней у местных студентов, а затем выбрался из города и уехал в Лейпциг. Здесь на переговорах с представителем ЦК компартии Германии А. Е. Абрамович условился, что после оказания организационной помощи немецким коммунистам он переедет во Францию.
Во время работы в Германии московскому эмиссару пришлось посетить ряд партийных конференций, в том числе в Магдебурге, Галле, Гамбурге, Бремене. В поездке его сопровождал член ЦК КПГ Пауль Фрёлих. Выводы, к которым пришел А. Е. Абрамович, были малоутешительными. «В партии имеется довольно значительное количество синдикалистов, которые, прикрываясь маской коммунизма, пытаются за спиной организации проделывать сбои делишки. Так, они всеми силами борются против централизованной партии и все время проповедуют федеративное устройство. Они занимаются путчизмом и думают, что это самое лучшее средство завоевать симпатии масс и достигнуть революции. Конечно, этим они достигли как раз обратных результатов. Массы, которые сначала поддавались на эту удочку, до того утомились, что никаких революционных шагов предпринимать нет возможности. Партия, раздираемая внутренней борьбой, очень слаба, и теперь самой важной задачей является внутренняя реорганизация. Преследования, посыпавшиеся на партию вследствие того, что синдикалисты в своей последовательности докатились до испанских методов борьбы (т. е. терроризма, пассивной забастовки и прочих прелестей анархизма), отпугивают массы от партии. Средние слои вследствие полного отсутствия информации о нашей партии считают ее составленной из грабителей и разбойников»[43], — подвел итог А. Е. Абрамович.
Позже, уже в другом письме, он развил свои соображения относительно принципов строительства коммунистических партий:«…Мы в Западной Европе имеем дело не с восставшими массами, которые только не сумели еще захватить власть, а с одураченными своими вождями и под влиянием экономических условий только начинающими приходить в себя пролетариями. Следовательно, к этим массам нужно подходить с совершенно другой меркой и поступью, нежели в России. Положение теперь в Западной Европе приблизительно такое, какое было в России после провала революции 1905 года. Необходимо упорным трудом стараться, чтобы массы, а не группки сорганизовались вокруг действительно действующей партии, вооруженной марксистским пониманием истории и не боящейся никаких неудач. Везде, не исключая Германии и Австрии, дело обстоит несколько иначе…
В революционное время партия должна быть централизована. ЦК должен иметь диктаторские полномочия и всякий, не подчиняющийся дисциплине, должен быть удален… Я был бы счастлив, если бы левые независимцы, наконец, слилися с коммунистами, тогда у нас будет жизнеспособная и борьбеспособная массовая партия в Германии…»[44]
Как мы видим, эта концепция партии прямо противоположна социал-демократической и анархистской. Вот почему А. Е. Абрамович с таким упорством боролся против анархо-синдикалистского течения в компартии Германии, требуя изгнания его «вожаков» из партийных рядов. В частности, он в июле 1919 года предложил ЦК КПГ исключить из партии бременских синдикалистов и журналиста Фрица Вольфгейма, так как они «открыто агитировали против партии и ее органов». Осенью группа Вольфгейма — Лауфенберга действительно была выведена из КПГ, вскоре она трансформировалась в движение национал-большевиков.
Вышеприведенная цитата свидетельствует также о том, что он не питал особых иллюзий относительно сроков пролетарской революции на Западе.
Не менее критичным было отношение московского эмиссара к Швейцарской компартии. В этом же письме он сообщал, что побывал в Швейцарии, где общался с рабочими Базеля, Шафгаузена, Женевы. «…О ней (партии. — М. П.) все они заявляют следущее: это группа мальчишек, играющая судьбами пролетариата. Всеобщие забастовки — вот единственная панацея от всех зол. Но ведь нельзя же ежедневно устраивать всеобщие забастовки, в особенности в Швейцарии, где и настоящего-то пролетариата нет. Все более или менее серьезные товарищи стоят в стороне от нее. Герцог[45] и пара-другая товарищей очень энергичные люди, но остальные набраны прямо сброд какой-то, обиженные и неудачники объединились. Политика больше личная, и главным нервом движения являются, конечно, русские деньги. Дайте им денег, и они вам сделают революцию».
В Париж Абрамович прибыл в августе 1919 года[46]. Поселившись на Монмартре, он установил контакты с образовавшимся в мае Комитетом III Интернационала и левыми кругами в профсоюзах, достал для него очень скромные денежные средства и обеспечил литературой. И хотя в это время Комитет объединял примерно сотню человек, первые впечатления Абрамовича от увиденного были близки к эйфории. «Я работаю сейчас во Франции. Там положение очень хорошее, имеются прекрасные (революционные. — М. П.) меньшинства как в партии, так и в синдикалистском движении. Этой зимой, вероятно, будет формально образована коммунистическая партия… Имеются еще некоторые трения в рядах Комитета III Интернационала, но все это объясняется тем, что до сих пор наша деятельность была до того мизерной, что широкие массы абсолютно не имеют понятия. Францию мы до сих пор неглижировали, несмотря на всю важность, какую представляет эта страна для революционного движения. Возможность работы, как легальная, так и нелегальная, очень хорошая»[47], — утверждал Абрамович в письме от 29 сентября. В соответствии со сделанными выводами он сконцентрировал усилия на организации Западноевропейского секретариата (бюро) Коминтерна, который должен был разместиться в Германии. Предполагалось, что секретариат будет координировать и оперативно руководить работой Коминтерна в Западной и Центральной Европе. Лишь в ноябре во Франкфурте удалось созвать конференцию Западноевропейского секретариата, на которой, кроме нашего героя, присутствовали немцы Клара Цеткин, Август Тальгеймер, австриец Карл Франк, англичанка Сильвия Панкхерст. К последней, как вчерашней суфражистке, Абрамович относился с явным
