Мардж подняла на Ро глаза, все еще затуманенные страстью. Завопила перемазанным спермой ртом. Но здесь не было никого, кто мог бы ее спасти.

— Рон, прости! — вопила она. — Ради Бога, прости меня!

— Извини, Мардж, ты не к тому человеку обращаешься, — объявил Ро, наводя пистолет ей между глаз и нажимая на спуск. Он выстрелил три раза подряд, и то, что осталось от ее лица, уже нельзя было назвать лицом.

Ро улыбнулся. Ему было хорошо, по-настоящему хорошо. Они заслужили смерть. Справедливость свершилась. Теперь надо уходить, пока не явилась полиция.

Он тщательно осмотрел комнату. В ней не было ничего, что могло бы связать его с убийством. Мардж была женой Рона, а не его. Крис вообще был полностью чужой человек. Ро Ерг был чист. У него не было мотива для убийства. И ни одного свидетеля преступления.

И тут он заметил лицо Рона все в том же зеркале. Он глубоко вгляделся в глаза Рона и увидел таящийся в них страх. Смотрел, как Рон взглянул на два изуродованных тела на полу и содрогнулся в отвращении. Именно тут Ро понял, что больше он Рону доверять не может. Пока он поблизости, Ро не будет в безопасности. Оставалось только одно.

Медленно и методично Ро стал поднимать пистолет, все еще зажатый в руке. Он поднимал его дюйм за дюймом, и лицо Рона исказилось ужасом — он понял, что, задумал Ро. Но Рон ничего не мог сделать, чтобы остановить Ро. С удовлетворенным кивком Ро прижал окровавленное дуло пистолета ко лбу Рона. И нажал на спуск.

Блайт уже дошлепал до кабины, когда сообразил, что надо было послать деньги. За рядом кабинок еще одна фаланга участников марша, кое-кто с надетыми на себя плакатами — а на некоторых мало что было надето, кроме них — шла к тоннелю под рекой. Конверт в карман засунуть не удалось — а телефон он никогда дома не оставлял, — судя по скорости колонны, уходившей в тоннель, закрытый для транспорта по случаю годовщины, времени вполне хватило бы, пока он дойдет до полукруглой цементной пасти, ярко белеющей под июльским солнцем. Пока он открывал телефон и настукивал на кнопках номер, его соседи с двух сторон пустились в бег на месте, а сосед слева сопровождал эти действия низким и гулким пыхтением. Телефон дал пять гудков, и Блайт услышал собственный голос:

— Вэлери Мейсон и Стив Блайт. Чем бы мы сейчас ни были заняты, но к телефону подойти не можем. Поэтому, пожалуйста, оставьте свое имя, номер телефона, дату и время, и когда мы вам перезвоним, то расскажем, чем занимались…

Запись была сделана меньше полугода назад, но и она, и хихиканье Вэлери в конце уже поистерлись от постоянного воспроизведения. Когда гудок, четыре раза заикнувшись, прозвучал длинно и оборвался, Блайт заговорил:

— Вэл? Это я, Вэлери. Я уже вот-вот войду в тоннель. Прости, что мы с тобой слегка поцапались, но я в общем рад, что ты не пошла. Ты была права, я должен был выслать ей алименты, а потом возражать. Пусть бы они объясняли это в суде, а не я. Ты в темной комнате? Выйди и узнай, кто это, ладно? Если ты меня слышишь, ответь. Будь справедливой.

Еще целая стая пробежала в этот момент между кабинами, ближайший сосед слева воспользовался случаем издать триумфальный трубный звук, и тут же продавец билетов объявил: 'Жертвуем на борьбу со СПИДом!' Блайт повернул голову вместе с телефоном, делая женщине сзади знак проходить, потому что если он прекратил бы разговор на две секунды, автоответчик перестал бы записывать, но служитель в кабинке впереди высунул голову, расплющенную сверху широкой кепкой:

— Давайте быстро-быстро! За вами еще тысячи!

Женщина побежала, подбадривая Блайта, размахивая обоими туго набитыми мешками своего красного комбинезона.

— Двигайся, красавчик! Оставь в покое свои акции и бумаги!

Ее спутница, которая, видно, по ошибке натянула на себя футболку с карлика, включилась в гонку, и ее обильный живот замотался вверх-вниз так энергично, что движение остального тела стало незаметным.

— Засунь это обратно себе в штаны, а то тебя инфаркт хватит!

Зато от их голосов автоответчик продолжил запись.

— Не клади трубку, если ты там, Вэл. Надеюсь, ты скажешь мне, что это так, — говорил Блайт, извлекая двумя пальцами пятерку из другого кармана брюк. — Я сейчас пройду через кабинку.

Служитель недовольно поморщился, и Блайт тяжело задышал в телефон, выбирая, кому из благотворительных организаций отдать плату за вход.

— Вы уверены, что вы в хорошей форме для марша? — спросил чиновник.

Блайт представил себе, как его из-за плохого здоровья снимают с марша, а ведь это самый быстрый путь домой.

— Лучше, чем вы, который весь день сидит в этой будке, — сказал он не так беззаботно, как собирался, и сунул пятерку через прилавок. — 'Семьи в нужде'.

Служитель записал сумму и получателя с медлительностью, которая говорила, что он все еще сомневается, пропускать ли Блайта, и Блайт задышал тяжелее. Когда служитель оторвал почти целый билет от рулона и шлепнул его на прилавок, Блайт ощутил облегчение, но служитель остановил его прощальной стрелой:

— Эта ерунда заткнется, как только вы войдете в тоннель.

Телефон работал всюду, куда только Блайт его ни брал, — в этом продавец не обманул. Как бы там ни было, а он был все еще в двухстах ярдах от входа в тоннель, куда распорядители с мегафонами направляли толпу.

— Просто надо было купить билет, Вэл. Слушай, у тебя полно времени, чтобы послать чек, почти час. Только перезвони мне, как только ты это услышишь, чтобы я знал, ладно? В смысле чтобы я знал, что ты услышала. Это если ты не снимешь трубку, пока я не повешу свою, а я надеюсь, что ты снимешь, то есть ответишь, потому-то я и продолжаю гудеть. Должен тебе сказать, что конверт у меня в синем парадном костюме, а не в офисном, не в том, на котором написано, что мы выполняем для вас специальные бухгалтерские заказы, так отчего бы вам не объединить все свои бухгалтерские счета. Ты меня в самом деле не слышишь? Но ты же дома, нет?

Он увлекся своими мыслями и потому не заметил, что речь сильно сказалась на его темпе бега, пока качающаяся над головой дуга входа в тоннель вдруг не остановилась. Его зацепили чьи-то голые плечи, а из мегафонов стали подгонять.

— Прошу вас продолжать движение, — треснул один мегафон, и его коллега поддержал его:

— До дальнего выхода уже остановки нет.

Какая-то дальняя пожилая пара заколебалась, посовещалась и вернулась к кабинкам, но у Блайта такой возможности не было.

— Это вам, с телефоном! — рявкнул третий мегафон.

— Да уж понимаю, что мне. Никого больше с телефоном я тут не вижу.

Это Блайт сказал, чтобы позабавить соседей, никто из которых ожидаемой реакции не выразил. Такое точно было не в первый раз, хотя это стало реже с тех пор, как он встретился с Вэл и стал некоторые слова держать про себя.

— Я уже начинаю марш. Прошу тебя, я серьезно, пожалуйста, позвони мне, как только услышишь, ладно? Все, бегу. Если не услышу ответа от тебя через пятнадцать минут, позвоню снова, — сказал он и оказался в тоннеле.

Мрак тоннеля был сплошной прохладой, в которой тело никак не могло решить, стоит ли ему задрожать, учитывая все тепло, которое сейчас тут выделялось. По крайней мере Блайт немножко остыл — настолько, что мог оглядеться и составить список окружающих предметов, как он всегда делал, когда