хочется поразвлечься!..

С другой стороны уговаривали вампиршу — что характерно, точно теми же аргументами.

Наконец Гению удалось освободиться. Он выглядел уже вполовину не так блестяще, как раньше. Волосы, тщательно уложенные до того, растрепались — еще бы, после такого укладка не выдержала бы и у эльфа. На щеке у него виднелась глубокая царапина — похоже, кто-то из девиц не пожалел на нее своего маникюра. Он подошел к Мастеру — очень близко; несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.

— Я никогда не удостоил бы тебя чести сразиться, — сквозь зубы выговорил Гений. — Но ты задел честь женщины, — помянутые женщины, чью честь так блюли, и впрямь смотрели зверем, правда, немного не на того, — и это уравнивает нас хотя бы на время боя. А если ты испугаешься и откажешься сражаться, я убью тебя без поединка.

Вместо ответа Мастер поднял левую руку и вычертил в воздухе руну. Одну-единственную — и я сразу узнала ее. Это была руна защитного контура; сверкающий купол мгновенно охватил ровно треть зала. Треть, в которой не было никого, кроме них двоих.

Он принял вызов…

Адепты столпились вокруг прозрачного контура. Я без труда протолкалась вперед, в первые ряды; вот они, преимущества здешней моей нематериальности: в реальной жизни мне пришлось бы размахивать амулетами, сверкать глазами и кричать с использованием малонормативной лексики, что щас всех позаколдую.

И то еще вопрос, поверили бы мне или нет.

Мастер и Гений ходили внутри круга точно волки, ждущие удобного момента вцепиться друг другу в глотки. На лицах у обоих была написана такая ненависть, что мне даже сделалось немного не по себе. В воздухе чувствовалась угроза; что-то должно было случиться, что-то очень плохое…

Ни у одного из них не было талисманов. Силы были примерно равны; на стороне Гения были уверенность и злость, на стороне же Мастера… впрочем, мрыс знает что было на его стороне. «Остапа понесло», как говорили в таких случаях хох-ландцы. Он не смог бы остановиться, даже если бы захотел; все то, что он так долго скрывал, в чем не признавался даже самому себе, все сейчас выплескивалось наружу, срывая крышу, ко всем мрысам. Я знала такое состояние; Рихтер не раз предостерегал нас от него, говоря, что маг всегда должен оставаться расчетливым и спокойным…

Впрочем, сейчас о спокойствии говорить вообще не приходилось. С чьей бы то ни было стороны.

В зале было тихо. Очень тихо. Защитный круг не пропускал никаких звуков, но дело было не только в этом. Все ждали начала.

И они дождались. Гений взмахнул правой рукой, выплетая неизвестную мне руну; с его ладони сорвалось нечто серое и блестящее, точно хорошая сталь, но бесплотное, как наши замковые элементали…

А этого заклинания мы еще не изучали, мимоходом подумала я.

Серое и блестящее рванулось вперед, к Мастеру, и разбилось в серую же крошку о мгновенно выставленную защиту. «Класс „Г“», — машинально отметила я. Пятый курс… Еще миг — защита исчезла. Мастер выбросил вперед обе руки, запястьями крест-накрест, пламя, вырвавшееся с его пальцев, столкнулось в воздухе с пучком ярко-синих лучей…

А дальше все завертелось так, что я с трудом могла за этим уследить. Цветные вспышки то и дело озаряли контур изнутри; там метались смутные тени, и только Эгмонт, наверное, мог бы различить, которые из них были реальными поединщиками, а которые — так, простыми дублями, сфабрикованными на предмет отвлечения внимания. Пол чуть заметно дрожал; адепты молчали, и единственным звуком, нарушавшим эту странную тишину, было потрескивание сотен свечей.

На мгновение внутри круга стало очень светло; я увидела, как Гений, с разбитым носом уже далеко не такой правильной формы, замахивается рукой, из которой, точно клинок, выходит длинная полоса ярко- белого цвета. Выпад «мечом», явно ложный, шаг вперед, сложное обманное движение — из левой его руки вылетает огромный, кулака с четыре, клубок зеленого пламени… Мастер взмахнул плащом — тот очень кстати держался теперь только на одном плече, — принимая колдовской огонь на зачарованную ткань. Наш завхоз накладывал очень хорошие чары прочности, чтобы, не приведи их гномские боги, одежда не износилась раньше срока…

Классный прием, автоматически подумала я. Эгмонт был бы доволен. Надо будет запомнить, авось где и пригодится…

И вновь темнота, ярко-красная вспышка, сверкающий золотом шнур, выходящий из чьей-то ладони… вереница крошечных шаровых молний… и удар, удар такой силы, что пол содрогнулся, будто началось землетрясение.

И все закончилось.

«Настоящие магические схватки заканчиваются очень быстро. Даже у самого сильного мага недостанет энергии швыряться заклятиями несколько часов подряд. Пять минут, может быть десять. При большом терпении, осторожности и желании вымотать соперника — от силы полчаса…»

Если меня не обмануло мое чувство времени, с начала схватки минуло максимум семь минут.

Темнота внутри круга рассеялась — не сразу, а постепенно, медленно расползаясь неровными клочьями. И я увидела, что Гений, зажимая ладонью расползающееся красное пятно на изодранном в клочья рукаве, неловко сидит у дальней от меня черты, а Мастер, с обожженным лицом и уже безо всякого плаща, стоит перед ним, направляя на него обе руки. У него оставалось еще достаточно сил на хорошее заклинание — такое, после которых врага уносят в фамильную усыпальницу ногами вперед. Если остается что уносить.

Они оба не двигались, время точно замерло; я смотрела на них, боясь даже дышать, — словно любой звук, любое движение могли нарушить хрупкое равновесие. Не то чтобы мне было так жалко Гения, сам виноват, просто… страшно смотреть, как у тебя на глазах один человек убивает другого.

Мастер стоял ко мне лицом, и я увидела, как шевельнулись его губы. Контур не пропускал звуков, но я умела угадывать сказанное по мимике; и даже сейчас, учитывая, что магу было сложно говорить из-за ожога, я все равно поняла, что именно он сказал;

— Я победил.

Он медленно опустил руки, отвернулся от Гения и так же медленно направился к границе контура…

Глаза Гения сверкнули зеленым огнем; и я вдруг увидела перед собой древний фолиант, обтянутый потрескавшейся кожей. Увидела, как он открывается четко посредине; как буквы, старинные каллиграфические знаки, начерченные выцветшей тушью, сминаются и плывут, точно впитываясь в желтые пергаментные страницы. И оттуда, из страшной глубины, медленно — так, должно быть, всплывает древнее чудовище из океанских пучин — проступает совсем другое слово. Одно-единственное.

И знак.

Я моргнула; и в ту же самую минуту Гений поднял правую руку, с ладони которой капала его кровь. Быстро, очень быстро, так, что я едва успела заметить, он начертил в воздухе знак — тот самый знак из привидевшейся мне книги.

Мастер обернулся к нему, но в тот же миг пол вздрогнул еще раз и внутри круга установилась Тьма.

Это была не темнота и даже не мрак — именно Тьма, древняя Ночь, то, что было до Света. Именно отсюда черпают силы черные маги и некроманты. Оно не было живым, но не было и мертвым; сгусток Тьмы пульсировал, неприятно совпадая с ритмом сердца, и я кожей чувствовала на себе его взгляд. Оно рассматривало меня будто поверх арбалетного приклада, и защитный круг, выставленный Мастером, мог сдержать его в небольшей степени, чем паутина спящего тигра. То есть пока хищник не двигается, оно держит, но стоит тому хотя бы шевельнуть мускулом во сне — и тонкие нити разорвутся, не в силах сдержать многажды превосходящую себя силу.

Ноги вдруг отказались меня держать, и я кучкой осела на пол зала. В ушах шумела кровь; я чувствовала себя так, как, должно быть, чувствует апельсин, в который воткнули соломинку и теперь высасывают через нее сок.

Среди тишины раздался отчетливый хлопок, какой всегда сопровождает телепортацию. Посреди зала возник незнакомый мне человек; он был магом и магистром, судя по торжественному синему плащу. Лицо у