— то ли от природы, то ли от выпивки, — в мелкие желто-красно-оранжевые пятна. На морде пятна принимали странную форму — Рихтер готов был поручиться, что ящера расцеловывал весь алхимический факультет. Помимо окраски имелись и другие странности — Эгмонт еще помнил бестиологию и подозревал, что у мгымбров не должно иметься крылышек, тем более голубых в розовый горошек. Мгымбр нервно подергивал ими во сне, точно отгоняя докучливых мух.
«Психоделика какая-то», — невольно подумал Эгмонт.
Рядом с ящером, можно сказать в обнимку с ним, спал светловолосый вампир — тот самый, описанный несчастным бестиологом. Вампира звали Хельги Ульгрем, и учился он на первом курсе боевого факультета. Всю физиономию адепта покрывали бесчисленные помадные отпечатки. Цвет их варьировался от нежно- розового до черного, — похоже, к алхимичкам, присоединились и некромантки. Мгымбр заботливо прикрывал вампира драным одеялом. Тот беспокойно ворочался и сбрасывал одеяло; мгымбр, не просыпаясь, бормотал что-то вроде: «Опять раскрылся» — и укутывал Ульгрема потеплее. Еще бы, окно было распахнуто настежь, на подоконник падали снежинки.
Присмотревшись, Эгмонт определил, что матрасы — не матрасы, а кровати, с предварительно отломанными ножками. Ножки аккуратной горкой были сложены в дальнем углу.
Чуть дальше от мгымбра стояло кресло, в котором, распластавшись едва ли не по диагонали, спала незнакомая Эгмонту девица — явно алхимичка, соседка Яльги по комнате. Короткие волосы ее были растрепаны, одежда изрядно помята, но на лице застыло выражение неописуемого счастья. Обеими руками она прижимала к себе подушку, то и дело бормоча сквозь сон что-то про мгымбра и вечную любовь.
В другом же кресле, стоявшем у противоположной стены, спала сама Яльга, свернувшаяся в клубок на манер кошачьего. Вид у нее был не такой счастливый, как у соседки, а, скорее, усталый и удовлетворенный. Ее кресло стояло ближе всего к окну, плащ, которым она укрывалась, слетел на пол; адептка дрожала, сворачивалась плотнее, но упрямо отказывалась просыпаться.
Спиртом от нее почему-то не пахло. Выходило, что все предприятие было задумано и осуществлено ею совершенно бескорыстно, из чистой любви к искусству.
— И что мне с вами делать, студентка Ясица? — вполголоса спросил Эгмонт.
Студентка, понятно, промолчала, только буркнула что-то себе под нос.
Постояв еще с пару секунд, магистр решительно наклонился, поднял упавший плащ и накрыл им адептку. Та довольно замурлыкала, по-прежнему не просыпаясь. Эгмонт закрыл окно, машинально прикинув по звездам, сколько времени. Выходило, что шел третий час ночи.
Спать хотелось все больше и больше. Возвращаться в лабораторию уже не имело смысла; к тому же наутро мгымбр мог и улизнуть, оставив магистра с носом. Можно было, конечно, разбудить всех прямо сейчас, логично завершив ночную эпопею; но, посмотрев на Яльгу, Эгмонт решил, что вряд ли ему сейчас дадут хоть сколько-нибудь понятные объяснения. Чего уж говорить о мгымбре, с каждым выдохом исторгавшем в атмосферу винные пары…
Эгмонт щелкнул пальцами, телепортируя в комнату кушетку из кабинета. Он установил ее поперек двери, строго-настрого запретив элементали открывать («Даже если хозяйка прикажет?» — «Даже если сам царь-батюшка придет!!»), и с наслаждением стянул сапоги.
Мгымбр выводил носом замысловатые рулады. Магистр лег на кушетку и отвернулся к двери, прикрыв себя заклятием тишины.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
В уголку лежало бедное животное.
Все главы свои склонившее в фонтан.
Утро было просто великолепным — вопреки всем рассказам бывалых друзей я не чувствовала ни одного симптома из многократно описываемого набора. Ни тошноты, ни головокружения, ни неодолимого желания выпить рассольчику и закусить огурцом. Наверное, так случилось из-за того, что мое вчерашнее знакомство с алкоголем заключалось в бокале эльфийского вина, принесенного какой-то из некроманток.
Когда я проснулась, шел примерно уже десятый час. На дворе стояло воскресенье, мне не надо было выдергивать себя на очередные лекции… нет, конечно, днем мне придется идти в библиотеку и героически делать там домашнюю работу, но ведь это будет только днем. А сейчас я могу лежать свернувшись в квадратик и чувствовать тепло, накопившееся за ночь под плащом.
Провалявшись так минут с семь, я закрыла глаза и сделала робкую попытку заснуть обратно. Но из внешнего мира донеслись какие-то неопределенные звуки; прислушавшись, я сделала вывод, что проснулась уже и Полин. Что же — если алхимичка не спит, значит, и мне заснуть не даст. Смирившись с неизбежным, я отбросила плащ и села в кресле, откинувшись на нагретую за ночь спинку.
Полин, сидевшая в другом кресле, остервенело терла глаза. Лицо у девицы было донельзя помятым; пудра, тени, румяна, тушь и прочие достижения косметического прогресса, смешавшись, размазались по ее щекам, а в спутанных волосах поблескивали нити серпантина, давеча наколдованного старшекурсниками. Сама девица имела равномерно-зеленый цвет; общий же вид у Полин был такой, будто она в любой момент готова прильнуть к любому подвернувшемуся ведру.
«Хоть кто-то соблюдает традиции», — удовлетворенно подумала я.
— Я-альга… — Алхимичка потерла лицо руками, окончательно размазывая по нему остатки макияжа. Глаза у нее были уставшие, но на донышке их теплилось удовлетворение — было там даже немножко счастья.
— Доброе утро, — жизнерадостно согласилась я. — О, и Крендель здесь…
— Ага… — согласилась Полин. С некоторой заторможенностью она осмотрела сдвинутые кровати, на которых в обнимку спали Крендель и вампир. Хельги был практически с головой закутан в одеяло (присмотревшись, я определила в нем свое и моментально преисполнилась негодования), наружу торчали только нос с одной стороны и сапоги с другой. Поверх одеяла его обхватывала заботливая лапа мгымбра.
Я вдумчиво зевнула и со вкусом потянулась по-кошачьи. Спинка кресла угрожающе заскрипела, и я мигом взлетела на ноги — из мебели в комнате оставались целыми только эти кресла, так что их стоило поберечь.
— Ой, Яльга, а это там кто? — Полин ткнула пальчиком в сторону двери. На всякий случай алхимичка даже залезла в свое кресло с ногами; оценив уровень безопасности, достигнутый этим действием, я посмотрела в указанном направлении.
Поперек нашей двери, как будто заклинивая ее, стояла кушетка, рядом с которой валялись чьи-то сапоги. Кушетка была незнакомая, более того, я готова была поклясться, что, когда я засыпала, ее тут еще не имелось. Впрочем, учитывая наличие Хельги и мгымбра, не стоило удивляться, что еще одному адепту недостало сил добраться до своей комнаты.
— А чего это он тут делает, а? — подала голос Полин из своего кресла. — Здесь вообще-то женский этаж!
— То же, что и Хельги, — огрызнулась я. — Ну устал человек, с кем не бывает?
— Я стесняюсь, — категорично заявила алхимичка. — Яльга, пусть он уйдет.
— Тебе надо — ты и выгоняй, — резонно возразила я. Меньше всего мне сейчас хотелось разбираться с относительно трезвым адептом, убеждая его, что это наша комната. Вдобавок еще и со старшекурсником
