— На Отечественной. Как в песне поется — в лесу прифронтовом. Где-то здесь, между прочим.

Парень встрепенулся:

— Ничего себе «между прочим»! Ты бы так сразу и сказал. Земляки, выходит?

— Я сам нездешний.

Шофер минуту-другую задумчиво гладил баранку, потом сказал решительно и безапелляционно:

— Теперь я знаю, куда нам ехать.

— Куда же? — с интересом спросил Сыровегин.

— Ко мне домой, ясное дело! Ты здесь воевал. У меня матушка тут партизанкой была. Поднимем по чарке за героев войны.

— Я непьющий давно, — вздохнул Сыровегин.

— А я и подавно: за рулем. Но по маленькой можно в такой день, как считаешь? Опять же за сына. Первенец!

— Вот разве что за него! — отшутился Сыровегин. — Как нарекли наследника то?

— Никак еще, но жена приказала нынче решить. Вот я и катаю — думаю. Может, подсобишь? Две головы — целый мозговой трест получается! Одним словом, айда в нашу деревню! Заодно посмотришь, как живем. Мы там такое отгрохали! И клуб, и кино, и ясли, и детсад. Даже родилка теперь своя. Город, можно, сказать. Но зовут все еще деревней, по-старому А я считаю — город, да и только. Увидишь — скажешь, прав я или нет.

— Как же называется твой город?

— Черные Бурки, слышал про такой?

— Как, как?… — вздрогнул Сыровегин и всем корпусом повернулся к водителю. — Может, Чернобурки? Тут я слышал, до войны лис разводили…

— Нет, не Чернобурки, а именно Черные Бурки — отчетливо, по слогам отчеканил шофер.

— В честь чего же это?… — не сводил с него удивленных глаз Сыровегин.

— О, это целая история! Издавна так повелось, с войны самой. Тогда меня еще и в помине не было — матушка и та еще девахой была. Но она то уж все в точности должна знать. Ну так как же? Рванем? Тут рядом совсем.

— Едем! — решительно сказал Сыровегин. — Пусть будет по-твоему.

Шофер весело сдвинул на затылок лохматый треух до отказа нажал на педаль акселератора.

Сыровегин напряженно и жадно вплотную приник к ветровому стеклу, за которым вот вот должна была показаться деревня, от одного названия которой у него захватило дух.