весь мир! На Нас ляжет огромная ответственность, дорогая!
Мне показалось, что она улыбается в темноте. Потом ее горячий язычок ошпарил мне грудь, я зарылся пальцами в ее волосы, которые она распускала на ночь. Каждое утро она заплетала косы перед серебряным зеркалом, которое я велел для нее изготовить. И я ощутил кожей ее кожу, изгибы ее тела, ее упругую плоть, теплое дыхание, вкус пота и губ… и сказал себе, чувствуя, как кружится голова от счастья и грез: ну что ж, весь мир, так весь мир… если понадобится!
И, кажется, этой ночью, а может быть, в одну из следующих, я проснулся, услышав, что она плачет.
Никогда прежде она этого не делала. Ни боль, ни гнев, ни огорчение не увлажняли ее глаз. Я в этом уверен, я бы почувствовал.
Я обнял ее, прижал к себе и нежно гладил по волосам и спине — как ребенка, как первую любовь перед долгой разлукой… Она всхлипывала и прижималась ко мне, дрожа всем телом. Как будто она была чем-то напугана.
Мне казалось, что в ту ночь мы любили друг друга нежнее, чем когда-либо прежде… и, похоже, как никогда после.
Я спрашивал, целуя ее слезы, что так растревожило мою любимую, но она или не могла, или боялась признаться мне. Уснули мы под утро.
Больше это не повторялось. Больше она не плакала никогда.
5
В ту ночь, когда я вкусил слез моей Королевы, она снова зачала. Но родила лишь спустя три недели. Никогда еще так долго она не носила плод в утробе.
За это время мы совершили длительную поездку по главному городу нашего государства. В этот раз она была очень осторожна, Не знаю, почему, но я воспринял ее осмотрительность как признак зрелости, и мне вдруг стало грустно. Тело ее совершенно не изменилось, не добавилось ни одного лишнего грамма веса, только щеки слегка округлились, стали не такими впалыми, груди налились, но сохранили свою прекрасную форму, которая, словно по мановению волшебной палочки, восстанавливалась через день-другой после родов. Мне и в голову тогда не приходило, что, вероятно, впервые появление потомства было для нее столь важным актом.
А наше государство росло и крепло. Иногда к нам приводили пленных царей и цариц других королевств. К счастью, давно отпала необходимость рубить им головы собственными руками, но оставалась неприятная обязанность присутствовать при казни. Процедура проходила в Королевском зале и совершалась самым надежным и опытным гвардейцем. Дети росли. Предыдущие поколения рабочих и солдат старели, и я думал над тем, как скрасить их старость и позволить им умереть без мук.
Никакие конфликты нам не грозили — ни внутренние, ни внешние. Да разве возможен был «бунт на корабле», пока мы с Королевой живы? И могли ли остаться у нас достойные противники за пределами нашего государства?!
Поскольку я был занят важными государственными проблемами, то едва не пропустил рождение тех, кто стал последними нашими детьми. Не считая тех, которых производили Матки, нося в себе мое семя и передавая его своим дочерям, моим внучкам и дочерям одновременно.
На этот раз роды у Королевы протекали болезненно. Но ни разу она не вскрикнула, даже не заплакала, только искусала до крови губы и пальцы.
Детей родилось всего трое. Один мальчик и две девочки. Едва подхватив их и передав в руки няням, я заметил, что гениталии у них развиты нормально.
И еще — у младенцев были тоненькие прозрачные крылышки.
Принц и две принцессы.
6
Я знал, что они не останутся жить с нами, что им придется следовать неумолимым законам природы. И поскольку росли они еще медленнее, чем Мастера, я постепенно изгнал их из своих мыслей, вновь погрузившись в заботы о Семье и Империи, что, в сущности, было одно и то же.
За время, пока они росли, я сумел пробить брешь в деле создания письменности и обучал Вестоносцев. Вычертил подробную карту владений и подготовил картографов. Достаточно было взглянуть на общий план наших территорий, чтобы выявить недостатки инфраструктуры, и я мозговал над тем, как их разрешить. Кроме того, меня беспокоило, что по моим субъективным часам должно было бы пройти уже несколько лет, но смены времен года не наблюдалось, а это означало, что впереди нас ждет Большая Зима. И мне хотелось подготовиться к ней основательно. Не то чтобы наш народ ничего не делал в этом плане, но надо было сделать все возможное, чтобы Зимовка прошла с минимальными потерями — без оползней, голода, обморожений и прочих бед, которые трудно предусмотреть заранее. Особенно меня беспокоила участь пожилых и больных. Я решил положить конец варварской практике бросать стариков на произвол судьбы, а калек уничтожать. А таковых у нас было немало — тех, кто прошел через войны, получил производственные травмы или пострадал во время охоты. Я организовал специальные мастерские, где могли трудиться престарелые (о, великие небеса, им было-то всего несколько месяцев от роду!) и калеки, они не желали уходить на покой, ибо были спокойны и счастливы только в работе. Безногим я поручил плести корзины и шить одежду. Труднее всех пришлось бывшим солдатам, но и они потихоньку оживали. Безрукие охраняли дороги и входы в крепости, пока воины из полноценной стражи тренировались в залах или на спортплощадках, готовые по первому зову броситься на выручку беспомощным часовым. Занятость действовала весьма положительно на наших воинов-инвалидов, но создавала лишние неудобства для рабочих, и поэтому мне самому приходилось конструировать ножные станки, на которых рабочие могли бы трудиться вместе с безногими и слепыми. Это освободило массу рабочих рук, благодаря чему мы смогли осуществить масштабное строительство мостов, водохранилищ и дорог…
Так, измотавшись за день и наслаждаясь ночами, я пропустил момент отлета принца и принцесс. По правде говоря, я не слишком опечалился. Вздохнул пару раз, мысленно пожелал им удачи и занялся системой ирригации, дренажом — на случай проливных дождей, укреплением куполов, если на них вдруг обрушится снег…
Не знаю, сколько времени прошло. Мне показалось, что пролетели годы. Но это никак не отразилось ни на Королеве, ни на нашем образе жизни. Нынешний день походил на предыдущий… Ободряющее купание с первыми лучами солнца — вся Империя купалась, охраняемая поставленным под ружье войском, после чего в воду входила и сама армия, легион за легионом, совершая общепринятый ритуал. Государственные дела, осмотр мастерских, яслей, планы, статистика, карты, снова осмотр и так до бесконечности. Королева принимает Вестоносца; «Ах, опять мы взяли чей-то муравейник!». Обед, дрема, краткое совещание с повелительницей — делать или нет деревянные шлемы, потому что железа не хватает. Снова прогулки по Дворцу — посижу у Маток, по-отцовски обниму какого-нибудь военачальника, который уезжает укреплять пограничный гарнизон… вечер, купание, солнце садится, а мы с моей спутницей тонем в океане блаженства и любви, которая не нуждается в словах.
Война на северо-западе длилась уже четвертые сутки, и новости с фронтов мне категорически не нравились. Возможно, Королева располагала большей информацией, но почему-то не сочла нужным объяснить мне происходящее… или не знала, как это сделать? Она была настолько расстроена неудачей наших войск, что не реагировала на мою грубость и несдержанность.
Считая узелки на веревочках, доставляемых Вестоносцами, я имел представление о количестве наших
