Джоз. А помнишь, как ты пел?

— То есть как это пел? — удивился Джоз.

— Ну да, чувствительный романс, и все называл эту Розу, Ребекку — или как ее там, подружку Эмилии! — своей душечкой, любезной, разлюбезной.

И безжалостный молодой человек, схватив Доббина за руку, стал представлять всю сцену в лицах, к ужасу ее первоначального исполнителя и невзирая на добродушные просьбы Доббина помилосердствовать.

— Зачем мне его щадить? — ответил Осборн на упреки своего друга, когда они простились с бедным страдальцем, оставив его на попечении доктора Голлопа. — А по какому, черт возьми, праву он принял на себя покровительственный тон и выставил нас на всеобщее посмешище в Воксхолле? Кто эта девчонка- школьница, которая строит ему глазки и любезничает с ним? К черту! Семейка уже и без того неважная! Гувернантка — дело почтенное, но я бы предпочел, чтобы моя невестка была настоящая леди. Я человек широких взглядов, но у меня есть гордость, и я знаю свое место, — пусть и она знает свое! Я собью спесь с этого хвастливого набоба и помешаю ему сделаться еще большим дураком, чем он есть на самом деле. Вот почему я посоветовал ему держать ухо востро, пока он окончательно не угодил ей в лапы!

— Что же, тебе видней, — сказал Доббин с некоторым, впрочем, сомнением. — Ты всегда был заядлый тори, и семья твоя одна из старейших в Англии. Но…

— Пойдем навестить барышень, и приударь-ка лучше ты за мисс Шарп, — перебил лейтенант своего друга.

Но на сей раз капитан Доббин отклонил предложение отправиться вместе с Осборном к молодым девушкам на Рассел-сквер.

Когда Джордж с Холборпа спустился на Саутгемптон-роу, он засмеялся, увидев в двух различных этажах особняка Седли две головки, кого-то высматривавшие.

Дело в том, что мисс Эмилия с балкона гостиной нетерпеливо поглядывала на противоположную сторону сквера, где жил мистер Осборн, поджидая появления молодого офицера. А мисс Шарп из своей спаленки в третьем этаже наблюдала, не появится ли на горизонте массивная фигура мистера Джозефа.

— Сестрица Анна караулит на сторожевой башне, — сказал Осборн Эмилии, — но никто не показывается! — И, хохоча от души и сам в восторге от своей шутки, он в смехотворных выражениях изобразил мисс Седли плачевное состояние, в котором находился ее брат.

— Не смейся, Джордж, не будь таким жестоким, — просила вконец расстроенная девушка, но Джордж только потешался над ее жалостной и огорченной миной, продолжая находить свою шутку чрезвычайно забавной; когда же мисс Шарп сошла вниз, он начал с большим оживлением подтрунивать над ней, описывая действие ее чар на толстяка-чиновника.

— О мисс Шарп, если бы вы только видели его утром! — воскликнул он. — Как он стонал в своем цветастом халате! Как корчился на диване! Если бы вы только видели, как он показывал язык аптекарю Голлопу!

— Кто это? — спросила мисс Шарп.

— Кто? Как кто? Капитан Доббип, конечно, к которому, кстати, все мы были так внимательны вчера!

— Мы были с ним страшно невежливы, — заметила Эмми, сильно покраснев. — Я… я совершенно забыла про него.

— Конечно, забыла! — воскликнул Осборн, все еще хохоча. — Нельзя же вечно думать о Доббине, Эмилия! Не правда ли, мисс Шарп?

— Кроме тех случаев, когда он за обедом опрокидывает стаканы с вином, — заявила мисс Шарп, с высокомерным видом вскидывая голову, — я ни одной секунды не интересовалась существованием капитана Доббина.

— Отлично, мисс Шарп, я так и передам ему, — сказал Осборн.

Мисс Шарп готова была возненавидеть молодого офицера, который и не подозревал, какие он пробудил в ней чувства.

«Он просто издевается надо мной, — думала Ребекка. — Не вышучивал ли он меня и перед Джозефом? Не спугнул ли его? Быть может, Джозеф теперь и не придет?» На глазах у нее выступили слезы, и сердце сильно забилось.

— Вы все шутите, — улыбнулась она через силу. — Продолжайте шутить, мистер Джордж, ведь за меня некому заступиться. — С этими словами Ребекка удалилась из комнаты, а когда еще и Эмилия с упреком взглянула на него, Джордж Осборн почувствовал нечто недостойное мужчины — угрызения совести: напрасно он обидел беззащитную девушку!

— Дорогая моя Эмплия, — сказал он. — Ты слишком мягка. Ты не знаешь света. А я знаю. И твоя подружка мисс Шарп должна понимать, где ее место.

— Неужели ты думаешь, что Джоз не…

— Честное слово, дорогая, не знаю. Может — да, а может, и нет. Ведь я им не распоряжаюсь! Я только знаю, что он очень глупый, пустой малый и вчера поставил мою милую девочку в крайне тягостное и неловкое положение. «Душечка моя, любезная, разлюбезная!» — Он опять расхохотался, и так заразительно, что Эмми не могла не смеяться вместе с ним.

Джоз так и не приехал в этот день. Но Эмилия ничуть не растерялась. Маленькая интриганка послала своего пажа и адъютанта, мистера Самбо, на квартиру к мистеру Джозефу за какой-то обещанной книгой, а заодно велела спросить, как он себя чувствует. Ответ, данный через лакея Джоза, мистера Браша, гласил, что хозяин его болен и лежит в постели — только что был доктор. «Джоз появится завтра», — подумала Эмилия, но так и не решилась заговорить на эту тему с Ребеккой. Та тоже ни единым словом не обмолвилась об этом в течение всего вечера.

Однако на следующий день, когда обе девушки сидели на диване, делая вид, что заняты шитьем, или писанием писем, или чтением романов, в комнату, как всегда приветливо скаля зубы, вошел Самбо с пакетом под мышкой и письмом на подносе.

— Письмо мисс от мистера Джозефа, — объявил он.

Как дрожала Эмилия, распечатывая письмо! Вот его содержание:

Это был смертный приговор. Все было кончено. Эмилия не смела взглянуть на бледное лицо и пылавшие глаза Ребекки и только уронила письмо на колени подруги, а сама вскочила и побежала наверх к себе в комнату выплакать там свое горе.

Бленкинсоп, экономка, тотчас же пришла утешать свою молодую госпожу. И Эмми облегчила душу, доверчиво поплакав у нее на плече.

— Не огорчайтесь, мисс, — уговаривала ее Бленкинсоп. — Мне не хотелось говорить вам. Но все у нас в доме ее невзлюбили, разве только сперва она понравилась. Я собственными глазами видела, как она читала письмо вашей маменьки. Вот и Пиннер говорит, что она вечно сует нос в вашу шкатулку с драгоценностями и в ваши комоды, да и во все комоды, и что она даже спрятала к себе в чемодан вашу белую ленту.

— Я сама ей подарила, сама подарила! — воскликнула Эмилия. Но это не изменило мнения мисс Бленкинсоп о мисс Шарп.

— Не верю я этим гувернанткам, Пиннер, — заметила она старшей горничной. — Важничают, задирают нос, словно барыни, а жалованья-то получают не больше нашего.