король Иаков был изгнан, на трон вступил принц Оранский, и верных католиков ожидали жесточайшие гонения, как утверждала миледи, заявившая, что не верит в обещанную голландским чудовищем веротерпимость, как вообще не верит ни одному слову клятвопреступника. Милорд и миледи были теперь как бы узниками в собственном замке; ее милость так и сказала маленькому пажу, который к этому времени настолько подрос, что мог уже разбираться в событиях, происходивших вокруг него, и в людях, среди которых жил.
— Мы настоящие узники, — говорила миледи, — не хватает только цепей. Что ж, пусть придут, пусть заточат меня в темницу или снесут голову с этих бедных хрупких плеч (и она сжимала свою шею длинными пальцами). Эсмонды всегда были готовы отдать жизнь за своего короля. Мы не чета Черчиллям, гнусным иудам, которые, целуя, предают своего господина. Мы умеем не только страдать, но и прощать обиды. (Здесь миледи, по всей видимости, намекала на злополучную историю с лишением должности Кравчего Утреннего Кубка, что делала раз по десяти в день.) Пусть явится сюда оранский тиран со своей дыбой и со всеми голландскими орудиями пытки. Предатель! Гнусная тварь! Я плюну ему в глаза в знак своего презрения. Улыбаясь, положу я голову на плаху; улыбаясь, взойду на эшафот вместе с моим супругом; и пред тем как испустить последний вздох, мы оба воскликнем: 'Боже, храни короля Иакова!' и рассмеемся в лицо палачу. — Тут она в сотый раз принималась пересказывать пажу мельчайшие подробности своего последнего свидания с его величеством.
— Приехав в Солсбери, — говорила она, — я бросилась к ногам моего государя. Я сказала, что я сама, мой муж, мой дом — все принадлежит ему. Быть может, он вспомнил былые времена, когда Изабелла Эсмонд была молода и красива; быть может, подумал о том дне, когда не я стояла на коленях, — во всяком случае он заговорил со мной голосом, который мне напомнил о далеком прошлом. 'Клянусь, — сказал он, — если вы ищите награды, ступайте лучше к принцу Оранскому'. — 'Нет, государь, — отвечала я, — никогда я не преклоню колен перед узурпатором. Эсмонд счел бы за честь служить вашему величеству, но к кубку предателя рука его не прикоснется'. Тут царственный изгнанник улыбнулся, несмотря на свои несчастья, и соизволил поднять меня со словами утешения. Сам виконт, мой супруг, не мог бы оскорбиться августейшим поцелуем, которого я удостоилась.
Эти бедственные события поселили между милордом и миледи согласие, какого они не знали со времени своей помолвки. Милорд виконт обнаружил верность и присутствие духа в такое время, когда оба эти достоинства были в диковинку среди павших духом сторонников короля; и заслуженные им похвалы немало возвысили его в глазах жены, а быть может, и в его собственных. Он очнулся от лени и равнодушия, в которых до сих пор протекала его жизнь, и до целым дням не слезал с коня, объезжая для тайных переговоров друзей изгнанного короля; юный паж не мог, разумеется, в точности знать, чем он занят, но замечал его непривычное оживление и изменившиеся повадки.
Патер Холт часто бывал в замке, но не отправлял уже своих обязанностей капеллана; он то и дело что-то привозил и увозил; вместе с ним приезжали и уезжали разные незнакомцы, военные и духовные особы (последних Гарри всегда узнавал сразу, хоть они и прибегали к переодеванию). Милорд то надолго исчезал, то вдруг неожиданно возвращался, пользуясь иногда тем путем, который указал мальчику патер Холт, но про то, как часто открывалось окошко в комнате капеллана, пропуская милорда и его друзей, Гарри не было известно. Он стойко исполнял данное патеру обещание не подсматривать, и заслышав среди ночи шум и голоса в соседней комнате, поворачивался лицом к стене и до тех пор прятал свое любопытство в подушках, покуда оно не засыпало. Однако от него не могло ускользнуть, что отлучки священника повторялись довольно часто и что, судя по всему, он был занят каким-то хлопотливым, хоть и тайным делом; какого рода было это дело нетрудно заключить из того, что вскоре произошло с милордом.
Ни гарнизона, ни охраны не было в Каслвуде, когда туда вернулся милорд, но в деревне стоял сторожевой отряд; и один из солдат постоянно находился в дозоре у главных ворот замка; Локвуд рассказывал, что ночью часовые особенно бдительно следили за всяким, кто входил или выходил из замка. По счастью, в нем имелся выход, о котором их благородиям ничего не было известно. Милорд и патер Холт часто совершали свои поездки именно ночью; раз или два маленькому Гарри пришлось послужить их посланцем или скромным маленьким адъютантом. Помнится, однажды ему было поручено с удочкой в руках пройти по деревне, постучаться в некоторые дома, указанные заранее, и, попросив напиться, сказать хозяину: 'В тот четверг будет конская ярмарка в Ньюбери'.
В то время он не понимал, что означает это предупреждение, как не понимал и тех событий, которые совершались в стране и которые, однако, для удобства читателей настоящих записок, уместно будет здесь разъяснить. Принц Оранский отбыл в Ирландию, где король с многочисленной армией готовился дать ему отпор, и было решено поднять по всей стране восстание в пользу его величества; милорду предстояло возглавить силы повстанцев в нашем графстве. За последнее время милорд стал принимать большое участие в этих делах, благодаря неутомимому патеру Холту и миледи, которая всячески подстрекала его, и так как лорд Сарк находился в заключении в Тауэре, а сэр Уилмот Кроули, из Королевского Кроули, перешел на сторону принца Оранского, милорд стал самым значительным из сторонников короля в нашей округе.
Было условлено, что полк шотландских драгун, стоявший в то время в Ньюбери, открыто заявит о своей преданности королю в заранее намеченный день, когда там соберутся все окрестные дворяне, сохранившие верность его величеству, со своими домочадцами и арендаторами, с тем чтобы соединенными силами идти на Рэдинг, занятый голландскими войсками под командой Гинкеля; и многие питали надежду, что если голландцы будут разбиты, — тем более что их неукротимый маленький полководец в это время находился в Ирландии, — нашим силам удастся дойти до самого Лондона, и тогда дело короля восторжествует.
В круговороте всех этих важных событий милорд утратил свою обычную сонливость и словно даже поздоровел; миледи перестала браниться с ним; мистер Холт приезжал и уезжал, занятый своими хлопотами, а маленький Гарри мечтал стать хоть на несколько дюймов повыше, чтобы тоже с оружием в руках постоять за правое дело.
Однажды — это было, кажется, в июле 1690 года — Гарри был вызван к милорду, и тот, запахнув широкий плащ, под которым блеснули стальные доспехи, отвел ему волосы со лба, поцеловал и призвал на него благословение божье с глубоким чувством, какого ни разу не проявлял прежде. Патер Холт также благословил мальчика, после чего оба простились с миледи виконтессой, которая вышла из своих покоев, опираясь на руки миссис Тэшер и камеристки и прижимая платок к глазам.
— Итак, вы… вы едете, — сказала она. — Ах, зачем я не могу ехать вместе с вами! Как жаль, что в моем положении опасно трястись на лошадях.
— Примите наш привет, маркиза, — сказал мистер Холт.
— Спешите, милорд, с вами бог! — сказала она, выступив вперед и величественно заключив милорда в объятия. — Мистер Холт, я жду вашего благословения. — И она опустилась на колени, а миссис Тэшер при виде этого надменно вскинула голову.
Мистер Холт еще раз благословил и маленького пажа, который вышел, чтобы подержать стремя милорду; двое конных слуг ожидали во дворе — и вскоре вся кавалькада выехала из ворот Каслвуда.
За мостом к ним подъехал офицер в ярко-красном плаще. Гарри видел, как он приподнял шляпу и заговорил с милордом.
Всадники остановились, и завязалась какая-то беседа или спор, который вскоре кончился тем, что милорд, сняв шляпу и поклонившись офицеру, пустил свою лошадь вскачь, а офицер сделал то же и поехал с ним бок о бок; сопровождавший же его солдат немного поотстал и поравнялся со слугами милорда. Так они проскакали через всю долину, потом свернули за высокие вязы (тут Гаррзй показалось, что милорд помахал ему рукой) и скрылись из виду.
Вечером был у нас большой переполох: пастух вернулся ко времени дойки верхом на одной из наших лошадей и рассказал, что она паслась без присмотра за наружной оградой парка.
Весь вечер миледи виконтесса пребывала в самом мирном и кротком расположении духа. Она почти не придиралась к окружающим и провела шесть часов кряду за карточной игрой; маленький же Эсмонд лег спать. Перед тем как закрыть глаза, он усердно помолился за милорда и правое дело.
Перед самым рассветом в привратницкой зазвонил колокол, и старый Локвуд, проснувшись, впустил одного из слуг милорда, который вместе с ним накануне утром покинул замок и теперь воротился с самыми печальными вестями.
Как оказалось, офицер в красном плаще предупредил милорда, что он находится если не под арестом,
