Таинственный заказчик гастролей или вовсе не показывал свое лицо, как было при разговоре в Озерном имении, или скрывался под маской. В конце концов, Галлимар стал думать, что Батлер здесь ни причем, но общество было уверено в обратном, и хозяин карлов решил следовать этому мнению.
Бабушка Робийяр сдержала свое слово: после дуэли с ней общественное мнение Саванны больше не преследовало Батлера за выступление карлов. Оно затаило свою ненависть до лучших времен. И не карлы должны были опасаться гнева горожан, а Батлер должен был опасаться гнева карлов, которым не заплатил долг. Они озлобились!
То, что для Батлера было словом, которое могло подождать, Для карлов стало хлебом насущным.
Их хозяин Галлимар пошел к судье в тот день, когда Батлер решил выехать из своего городского дома, чтобы не подвергаться назойливому преследованию карлов.
Галлимар подал на Батлера судье Элайхью бумагу с жалобой за неуплату долга, грабеж и прочие нарушения благородного слова. В хорошие времена директора цирка, который бы посмел пожаловаться на джентльмена из Саваннского общества, судья выставил бы из кабинета и приказал бы еще вдобавок выпороть.
Но было плохое время. Элайхью присутствовал на знаменитом представлении труппы карлов, где его жену побили две соседки по партеру, а его самого изобразил отвратительный желтый карл. Оскорбление было двойное.
Когда судья дослушал обвинение Галлимара до конца, он распорядился взять Батлера под стражу.
Общество дождалось случая отомстить. Там, где честная дуэль оказалась недейственна, нашлись иные орудия Немезиды.
В доме Батлера после исчезновения Филиппа стало совсем пусто, а, напротив, в доме бабушки Робийяр жил целый клан. Но это никого не радовало. Все ждали самого страшного: когда Пьер соберется привести в исполнение свой таинственный план, из-за которого тайно покинул «Страшный суд». Эллин плакала каждый день ожидая, что это коснется ее: как-нибудь утром отец постучится к ней и скажет своим тихим бесцветным голосом:
— Сударыня, извольте сегодня быть в хорошей форме, к вам приедет знакомиться ваш суженный.
Евлалия жила другими страхами, каждый день она ожидала узнать новые подробности о своем положении от домашнего зеркала. Ей стало ясно — она ждет ребенка. Она во всем покаялась Пьеру.
Отец долго не мог представить, что это возможно с его дочерью, а потом, когда осознал весь ужас положения, распорядился немедленно снять тихий уединенный домик где-нибудь на окраине Саванны и там поселиться Евлалии, Эллин и няньке Ду. Старый Пьер замуровал своих детей, как будто они приносили ему одни несчастья.
Все время своего пребывания в городе Робийяр продолжал обдумывать как разыскать Филиппа. По всей видимости, помочь в этом ему мог лишь Мартин Бибисер. Сплетник, к которому слухи стекались сами собой.
Человек, который знал, на чьем дворе ночью лаяла собака. Сколько раз за день изжога мучила губернатора штата.
Робийяр написал ему письмо с приглашением к себе в дом.
Когда Бибисер его получил, он подумал, что почтальон ошибся адресом. Потом он искал в памяти однофамильца по фамилии Бибисер, наконец, с ужасом признал, что письмо адресовано лично ему и потребовал нож. Длинный, с острым лезвием.
Он вскрывал конверт, как хирург. В конверте было приглашение на разговор к Робийяру. Бибисер не знал, о чем разговаривать с Робийяром, и как одеться поприличнее, чтобы не показать Пьеру верх безвкусия. Робийяр слыл нравственным столпом общества.
Предположения, почему Пьер вызывает его к себе — роились тучей. Наверное, кто-то донес Робийяру, что Бибисер подстроил ловушку его племяннику и теперь он потребует сатисфакции. А если дуэль? — От этой мысли Бибисера пробрал холодный пот и толстый человечек в ужасе замахал на самого себя коротенькими руками.
Пьер Робийяр начал проводить свой план в исполнение издалека. Он пригласил к себе в дом своего родственника банкира Харвея. Дочери задрожали от страха, почувствовав, что начинаются тайны.
Двое мужчин уже довольно долго разговаривали. Наконец, Робийяр перешел к делу. Харвей почувствовал напряжение, и заерзал в кресле:
— Джек, я хотел просить у вас денег на свадьбу Эллин. Мое имение убыточно. Но я не какой-то подлый янки, чтобы заниматься торговлей и ждать скорой прибыли. А ситуация такова, что я намерен выдать замуж дочь незамедлительно. Я в безвыходном положении! Мне нужно 15 тысяч.
— В общем-то вы правы, Пьер. Судьба девушки в нашем обществе находится целиком в руках мужчин. Вы правильно сделали, что обратились ко мне. В конце концов Сьюлин, ваша жена — была моей дочерью. Упокой Господи ее душу. И уж если я признался, что неравнодушен к вашему семейству, то не буду скрывать, что хотел бы ему помочь. — Он решил быть определенным. — Я дам вам необходимые деньги для брака Эллин.
Пьер просиял. Все его волнение как рукой сняло.
— Кто этот счастливец, берущий ее в жены? Невинный вопрос заставил Пьера покраснеть.
Он поступал чудовищно. Он собирался женить Эллин на первом встречном! На том кто попадет под руку! и сам не знал, кто это будет! Женить приходилось без выбора, лишь бы опередить Филиппа. Харвею было невозможно объяснить темную часть этой истории.
Робийяр промямлил, что-то невразумительное.
Чувствительный Харвей смутился. Как родственник он ожидал большего доверия. Тем более, что деньги давал тоже он.
— Я всего лишь любопытствую, Пьер. Если это тайна, то я в нее не вмешиваюсь. Я собственно хотел встретиться с вами по-другому поводу.
Служанки затеяли на дворе стирку. От земли вверх поднимался столб пара. Сквозь него пролетели две чайки.
… Харвей перешел к своей теме:
— Тот случай — ну, с карлами! Он, конечно, ужасен, оскорбителен для общества, но в чем-то — полезен: он открыл нам глаза друг на друга. В частности, на Филиппа, про которого карлы кажется что-то знали…
На дворе кто-то закричал. Пьер понял так, что кого-то уронили в котел с бельем.
… Мы в самом деле говорим и судим Филиппа слишком строго. В какой-то степени, будучи вашим родственником, я думал, что имею право говорить о его судьбе. Надо вам сказать прямо, его судьба мне не безразлична…
Пьер мстительно поджал губы. Хозяин кабинета заметил, что старинная статуэтка привезенная им из Египта — треснула…
«Филипп, его мальчик страдает, — думал про себя Робийяр. — А все они считают, что он — грубое животное, только радуется этому…»
Крик за окном усиливался.
«…Пьер — неумолим, он не позволит, чтобы эмоции заставили его изменить велению разума. В конце концов, они ничего не знают. „Родственник“ перешел к непозволительному».
— Джек, мы с тобой друзья, — резко начал Пьер, — но зачем ты вмешиваешься не в свои дела?
— Я не вмешиваюсь! — Филипп страдает!..
Египетская статуэтка упала на пол. Робийяр непроизвольно вскрикнул.
— …Да-да! Видишь как ты на это реагируешь.
Мальчик незаслуженно страдает! Все говорят, что у него ужасная репутация. Я слышал про него сто- о-лько! Будто он обесчестил половину благородного женского населения Саванны, будто он переночевал со
