что их супружество не выдержит еще одной долгой разлуки.
— Возьми меня с собой! — выпалила она. Мгновение Люк молчал, и Мадлен уже была уверена в отказе.
Но тут он удивил ее.
— Хорошо, Мади, полагаю, это можно устроить. — Увидев, как радостно просияло ее лицо, Люк поднял руку. — Но должен тебя предупредить: мне мало придется бывать с тобой.
— Это не важно, — заверила Мадлен. — Я привыкла довольствоваться собственным обществом.
На его лице все еще лежала тень сомнения, и она понимала, что Люк не был до конца уверен в разумности такого решения.
— Ты не пожалеешь, — сказала она и подумала, что постарается не докучать ему.
Всю следующую неделю они были заняты приготовлениями к отъезду. Мадлен, оставаясь наедине, размышляла: так ли уж ей стоит сопровождать Люка? Что, если она повредит ему? Что, если там окажется кто-нибудь из парижских знакомых? Однако она не делилась своими сомнениями с мужем, понимая, что он тут же предложит ей остаться дома.
Как-то утром Люк поехал на фургоне в Ванн и вернулся назад с застенчивой молодой девушкой по имени Лизетт Монкаль, чьи родители держали швейную мастерскую в городе. В своей обычной властной манере он сообщил, что Лизетт поедет с ними в качестве служанки Мадлен. Мадлен была несколько раздосадована тем, что он ни словом не обмолвился об этом заранее, но вскоре оказалось, что Лизетт идеально подходит для своей роли. Ее отличали исключительная исполнительность и прекрасный вкус — к примеру, прически, которые она делала Мадлен, были поистине безупречны.
Несмотря на то, что Франция и Англия находились в состоянии войны, путешествие оказалось удивительно легким. Они пересекли Бретань в сопровождении шуанов, а затем на рыбачьей лодке переправились на Гернси. И там уже не составило труда погрузиться на корабль до Англии. Количество багажа, который Люк и Мадлен везли с собой, превосходило всякие мыслимые объемы. Люк даже настоял на том, чтобы Мадлен взяла с собой несколько платьев, которые она не надевала с самого Парижа. Им обоим необходимо выглядеть наилучшим образом, сказал он.
Они прибыли в Тилбери[24] холодным туманным днем в конце февраля. Мадлен дрожала под своим плащом и с тревогой осматривала мрачный пейзаж чужой страны. На первый взгляд Англия казалась местом тусклым и негостеприимным. Вокруг звучал странный говор, и хотя Мадлен немного занималась английским под руководством Филиппа, ей почти ничего не удавалось разобрать. Люк, впрочем, не испытывал языковых проблем и был склонен не драматизировать тот факт, что его жена плохо владеет английским.
Несколько дней они прожили в гостинице, потом перебрались в квартиру на Керзон-стрит. Люк нанял не только повара, но и человека, который должен был исполнять обязанности мажордома, некогда осуществлявшиеся Жан-Полем. Малого звали Джордж Бейтс. Казалось, большей противоположности Жан- Полю нельзя было и придумать. Дородный и флегматичный, он с гипертрофированным достоинством воспринимал «свое место». Впрочем, с Мадлен он вел себя весьма мило и, по-видимому, не замечал, что она добродушно подсмеивается над ним.
Снятая ими квартира состояла из просторных комнат с высокими потолками и, по словам Люка, соответствовала их миссии. Не успели они устроиться, как потянулась цепочка визитеров — французских эмигрантов. Мадлен была удивлена крайне бедным видом некоторых из них. Люк объяснил, что многие эмигранты-французы находятся сейчас в отчаянном положении.
— Они не ожидали, что потеряют свои имения, — сказал он. — А, кроме того, в большинстве своем считали, что уезжают из Франции ненадолго.
Первые две недели в Англии прошли незаметно и порадовали Мадлен. Люк провел их с нею, он с явным удовольствием показывал жене достопримечательности Лондона. Они пили чай в Рейнло-гарденз, посетили Музей восковых фигур и Британский музей. Люк был с нею мил, остроумен, и Мадлен начала надеяться, что он простил, наконец, ей слова, сказанные ею в брачную ночь.
Однако Люк не мог бесконечно ублажать жену. К сожалению, визит в Англию был для него деловым. С каждым днем он стал все меньше времени проводить в квартире на Керзон-стрит — теперь он был занят встречами с французами-единомышленниками и посещением различных лондонских клубов. Он утверждал, что делает это не ради удовольствия. Мадлен понимала, что связи в обществе играли очень важную роль в получении необходимой поддержки, и все же ее огорчало отсутствие мужа. Не зная, чем заняться, и не имея здесь друзей, она начала скучать. Не могло же ее удовлетворить общество слуг, в то время как Люк вращался в высших кругах! Да, она сама вызвалась поехать, но ей трудно было смириться с пренебрежением Люка! В Кершолене, по крайней мере, он хоть занимался с нею любовью по ночам, здесь же он часто задерживался по своим делам, приходил иногда уже под утро, и спали они, по его настоянию, в разных комнатах. Это делалось якобы для того, чтобы не беспокоить ее, но Мадлен стала подозревать недоброе.
Они прожили в Лондоне чуть больше месяца, когда в доме появилась первая английская гостья. Не дожидаясь, пока Бейтс доложит о визите, она ворвалась в гостиную подобно маленькому смерчу и, подойдя к Люку, поцеловала его в губы. Потом она отступила назад, не отпуская его рук, а он улыбался ей как идиот.
— О, Люсьен, дорогой! Если бы я знала, что вы в Лондоне, я вернулась бы раньше! Я была у матери моего покойного мужа в Бате — невероятно скучное место. — Отпустив, наконец, его руки, гостья отступила еще на шаг и осмотрела Люка с головы до ног. — Вы хорошо выглядите, — произнесла она.
— И вы прекрасны, как всегда! — ответил Люк.
Мадлен стояла молча, не зная, как реагировать на вторжение черноволосой красавицы. Она была поражена и раздосадована тем, сколь бурно женщина демонстрировала свои чувства, и тем, сколь горячо откликнулся Люк на них. По всему было видно: он рад этой встрече! Мадлен обдумывала, как ей поступить. Возмутиться?
Но вот женщина заметила ее. Тонкие черные брови удивленно изогнулись.
— А это кто, Люсьен? — спросила она.
— Моя жена. — Не переставая улыбаться, Люк представил: — Мадлен, это леди Эдит Роузбери — мой старый друг.
— Жена? — переспросила леди Эдит, бесцеремонно разглядывая Мадлен. — Она прекрасна, Люсьен. Ваш вкус, как всегда, безупречен.
И тут Мадлен поняла, что сердиться на леди Эдит трудно. Англичанка излучала жизнерадостность, а в ее удивительно синих глазах светились искренность и ум. Довольно неуверенно, изо всех сил стараясь говорить правильно по-английски, Мадлен предложила чай. Леди Эдит согласилась.
— Я невероятно обрадовалась, когда нашла вчера вашу карточку, — затараторила она, усаживаясь рядом с Люком. — При тех ужасах, что творятся сейчас во Франции, я так волновалась за вас!..
— Вот уж не было нужды. — Люк откинулся в кресле и улыбнулся, польщенный ее участием. — Мадлен и я покинули Париж до террора. Мы сейчас живем в Бретани.
— Не в Шаторанже?
Тень пробежала по его лицу.
— Шаторанж был сожжен, а земля конфискована. Я, знаете ли, вступил в борьбу на стороне роялистов.
— О, Люсьен, простите меня. — Леди Эдит похлопала его по руке. — В утешение могу сказать только одно: я сейчас сказочно богата, если вам что-то понадобится…
— Мы достаточно обеспечены, — поспешил заверить он. — Шаторанж не был моим единственным источником дохода. Тем не менее кое в чем вы можете оказаться мне весьма полезной…
— Вы же знаете, я сделаю для вас все, что смогу! — горячо воскликнула Эдит, и сомнений в ее искренности не было. Обратившись наконец к Мадлен, она спросила: — Где вы познакомились с Люсьеном?
— В Париже. Мой… покровитель умер, и Люк был так добр, что помог мне добраться до моей тетушки в Бретани.
