заметок» писчебумажной фабрики им. Горького широко использовалась в штабной работе. Возможно, здесь будут еще какие-то уточнения, наша лаборатория с результатами тянет.

Женька представителя АЧА знал еще по старым добрым временам — Александр Новик курировал взаимодействие нового аналитического центра с Отделом «К». Зачем вообще создали столь мощную структуру, было непонятно, но и по определению некоторые вещи рядовым срочной службы знать не положено. По крайней мере, работали «чрезвычайщики» оперативно, этого не отнять.

Коваленко кашлянул:

— Извините, я человек новый, некоторых нюансов еще не улавливаю. Погиб наш ключевой агент. Погиб при исполнении, на боевом задании. Я понимаю, — что-то в происшедшем настораживает наше руководство. Но практически… Извините, действительно не улавливаю. Сбили самолет или сам он разбился, так? Это и сейчас-то сплошь и рядом, а уж на той технике. Еще раз извиняюсь, я, конечно, лично Варварина-Ковтухина не знал, возможно, неуместно мне высказываться…

— Брось, Валера, официальщину, — пробормотал Сан Саныч. — Все мы друзей теряли. Мы в «кальках», ты в других регионах, в общем, поминать погибших позже будем. Теперь по ситуации… В произошедшем есть… нечто. Беспокоящее. Не только нас, но и коллег из иных ведомств. Приказано разобраться. В кратчайшие сроки.

— Да, шифровка настораживает, — согласился Коваленко. — Предлагаю просчитать варианты и сходить. С обратной коррекцией. Глянем, кто это сообщение отправил.

— Мысль хорошая, — воодушевленно закивал Виктор Иванович. — Отличная мысль. Логичная, своевременная и правильная. Жаль, что задача нам поставлена несколько иная. Просят нас разобраться, что стряслось непосредственно с Варвариным. Так сказать, собственными глазами и ушами. А вот по источнику шифровочки из замечательного южного города-героя придется подождать. Ибо, распылять силы, как я понимаю, нам смысла нет.

— Виноват, опять не понимаю, — признался Коваленко. — Мы четко знаем время отправки шифровки. Идем с обратной коррекцией, выясняем обстоятельства. Так? Потом действуем по этим самым обстоятельствам. Время мы не теряем, так что…

— Мы Там время не теряем. А здесь оно идет. Линейно и весьма стремительно, — сказал Сан Саныч. — На выполнение задачи нам дано трое суток.

Женька подумал, что за трое суток как раз можно сочинить обстоятельную объяснительную. Товарищи офицеры подошьют к ней рапорты с прошением об увольнении из рядов ВС, а рядовой Земляков отправится в казарму комендантского взвода — выполнять нелегкие, но почетные обязанности нормального военнослужащего срочной службы. Ибо наверху совсем офигели. Трое суток. Ага, сейчас…

— В каком смысле трое суток? — пробормотал Коваленко. — Это что за сроки удивительные?

— Сроки, обусловленные сложившейся на сей час обстановкой, — охотно пояснил Попутный. — Руководство очень надеется на наш опыт и оперативность. Нужны пояснения?

— Так хотелось бы. Как я понимаю, нам с вами туда и идти, — довольно резко сказал Коваленко.

— Именно, — Попутный взглянул на начальника Отдела. — Имеет смысл продолжить треп в узком кругу?

— Да куда уж уже. — Сан Саныч посмотрел на Женьку. — Земляков, выйди. На пять минут. Не будем мы твой допуск отягощать…

На турнике во дворе рядовой Земляков сделал энергичный подъем переворотом и уселся на теплую перекладину. Было почему-то обидно. А чего, собственно? На фига нам эти допуски? Тут и так, пожалуй, в Куршевель уже так запросто не прогуляешься.

К турнику подошли мающиеся бездельем комендантские:

— Слушай, Земляк, не знаешь, чего нас завтра в город не пускают? Совсем уже беспредел навели.

— Да фиг его знает. Сам сижу как пристегнутый. Такой перевод впендюрили, прямо хоть вешайся, — Женька спрыгнул с турника…

В кабинете было тихо. Светился единственным огоньком «пилот». Компьютер выключен, лампы выключены. Женька сел в кресло, глянул на ряд томов словарей. А ведь теперь операцию в Румынии отменят. Без Варварина смысла нет. Тьфу, черт, никак осознать невозможно. Наверное, и в опергруппу не возьмут. А зря. У Коваленко это будет первый Прыжок. Этот, который Виктор Иванович, вообще… Специфику работы в пересказе и по отчетам-докладам воспринять сложно…

Касимово. Это где-то под Ленинградом. Там сейчас наше наступление. Женька занимался документами по немецким конвоям из Таллина. Но тогда общая обстановка только краешком в мозгу отложилась.

— Ого, так это здесь главный лингвистический центр? — В дверь заглядывал улыбающийся Виктор Иванович.

— Так точно! — Женька вскочил, одернул форменную куртку.

— О, субординация. Уважаю.

— Товарищ майор, я приказом под ваше руководство уже выведен?

— Еще нет. Сейчас настучат-подпишут.

— Тогда разрешите отвлеченный вопрос. Или просьбу.

— Давай-давай, формулируй.

— Виктор Иванович, у меня в личном деле написано «психологически устойчив».

— Серьезно? Хоть и не читал, но верю и поздравляю.

— Читали вы все. Я к тому и говорю. Вы меня, пожалуйста, в серьезные моменты не прокачивайте. Отвлекает. Я все-таки не урожденный немец. Работа с переводами полной сосредоточенности требует. А я все-таки «устойчивый», а не вовсе «непоколебимый».

— Понял, — уже без своей отвратительной улыбочки кивнул Попутный. — Ох, кого-то мне эта устойчивость-непоколебимость напоминает.

— Так у вас оттуда же рекомендация, товарищ майор, — неловко сказал Женька, подвигая кресло новому начальству.

— Да, порой женское общество воистину облагораживает, — неожиданно грустно сказал Попутный. — Ладно, нужно нам срочно сработаться. Откровенно говоря, я был против твоего включения в группу. Срочные переводы с древнефашистского нам вроде как без надобности, да и вообще я один работать предпочитаю. Привык, понимаешь ли. Но специфика есть специфика. Кроме того, ты, выходит, из нас, туристов, единственный, кто Варварина лично знал. Возможно, опознание понадобится.

Женька вздохнул:

— Понимаю.

— Вот и ладушки. Работаем. — Попутный крутанулся в кресле и встал. — Наваливайся, товарищ рядовой.

Женька потянулся включить компьютер, майор задержался в дверях:

— Вообще-то я вредный не только потому, что у меня велосипеда нет. Целесообразность, Евгений. Я, понимаешь ли, практик.

— Я понял. Но уж очень вы естественно целесообразный.

Попутный ухмыльнулся:

— На том стоим. А скучно нам без товарища сержанта, а, Евгений?

— Так точно. Все жду, когда меня за шиворот встряхнет. Ну, приходится самовстряхиваться.

— М-да, душевненько мы работали. Ну, даст бог…