— Странно, почему он назвал цыгану свою настоящую фамилию? — спросил я у Свирского.

— Очень просто, чтобы цыган не мог отыскать его на заводе. Обычный приём: так легче замести следы и спутать карты следственных органов. Чего до некоторой степени Маслов и достиг.

Допили чай и отправились в управление допрашивать Маслова.

Вот он сидит передо мной, грузный, лысый человек. Не торопясь, даёт он показания. На вопрос, почему у него два документа на разные фамилии, спокойно отвечает:

— Так, на всякий случай.

— Непонятно, на какой такой случай?

— Не будем углубляться. Для этого у меня были некоторые основания.

— Какие?

— Этого я вам не скажу…

Пришлось долго повозиться с ним. В течение трёх ночей, с небольшими перерывами, я допрашивал его. Это был поединок нервов — кто-то из нас двоих должен был в конце концов сдаться. Сдался Маслов — он не выдержал такого нервного напряжения и перед лицом неопровержимых фактов заговорил. Рассказал о том, как Преображенский и Сетеев использовали неопытность молодого техника Осетрова и его руками организовали аварию на шахте «Южная-бис». Как была выведена из строя воздуходувка на заводе. В то же время Маслов упорно отрицал своё участие в убийстве цыгана — Евдокимова и наотрез отказался назвать фамилию руководителя организации, в которой, без сомнения, состоял. О Воробьёве сказал: в гостях у Сетеева он познакомился с московским гостем, но кто он и чем занимается — не знает.

Связались с Москвой, получили санкцию арестовать Альфреда Оскаровича, Сетеева, Преображенского и вместе с Масловым отправить в Москву.

Дело закончилось, настоящие вредители разоблачены и пойманы. Между тем люди, задержанные по приказу Медведева, продолжали сидеть за решёткой.

Я вынужден был обратиться по этому поводу к Медведеву и спросить его о дальнейших намерениях. Он сделал вид, что доволен проделанной работой и не прочь был приписать и себе некоторые заслуги.

— Вот видишь, мы хорошо поработали, — начал он миролюбиво, — и врагов всё же посадили. Я всегда говорил: не надо поднимать панику!

— Панику никто не поднимал, — ответил я ему. — Дело сейчас не в этом. Меня интересует, как вы думаете поступить с арестованными специалистами завода.

— Ах, с этими? По одному, по двое будем освобождать. Так лучше, шума не будет… Всех сразу — неудобно! В конечном итоге все поймут, что иначе нельзя, — ответил он без тени смущения.

«Почему арестовать сразу — можно, а освободить — нельзя? Неужели нам всё дозволено?» Эти и другие вопросы вертелись у меня на языке, но не Медведеву же их задавать!.. Хорошо хоть то, что он для собственного оправдания не придумывает для них несуществующих грехов и собирается освободить «по одному, по двое»!..

Неужели такие, как Медведев, никогда не испытывают угрызений совести, да и есть ли у них совесть? Вот он придёт домой, — с каким сердцем будет целовать своих детей, обнимать жену, есть, спать?..

Нет, дело здесь не только в совести! Власть — штука опасная, особенно если ею наделён человек не очень умный, а следовательно, и самодовольный. Власть кружит голову. Властолюбивый человек теряет способность объективно мыслить, легко верит в свою непогрешимость…

Астапов уехал, так ничем и не проявив своего отношения к нашим делам. Прощаясь со мной, он сказал: «Молодец, Силин, толково работаешь». Только и всего! Как будто мне стало легче от этого… Молчал и секретарь губкома. Неужели у нас всё останется по-старому? Трудно работать, когда не уважаешь своего начальника, а он, в свою очередь, ждёт не дождётся малейшего промаха с твоей стороны, чтобы убрать тебя со своей дороги, а если подвернётся подходящий случай, то и расправиться с тобой!..

Свирский всё ждал каких-то перемен. Но дней через десять после отъезда Астапова, потеряв всякую надежду, подал рапорт об уходе. Не помогли никакие уговоры. «Нет уж, с меня хватит. Работать с такой дубиной в образе человека?! Уеду!» — твердил он. И уехал…

Я тоже начал всерьёз подумывать об уходе. Пойду на завод токарем. Правда, токарь из меня никакой, — подумаешь, третий разряд, и то со времён царя Гороха! Всё давно забыто. Ну что ж, научусь… Конечно, придётся туговато, особенно на первых порах: ни тебе квартиры, ни хорошей зарплаты. Сто семьдесят пять рублей — целое состояние!.. Можно рассчитывать в лучшем случае на тридцать — сорок целковых. И — общежитие… Ничего, выдержу, мне не привыкать!.. В мечтах я уносился ещё дальше: на заводе будет много свободного времени, поступлю на вечерний рабфак, заработаю путёвку в вуз. А вдруг примут в консерваторию?..

Что, если и правда по-настоящему взяться за учёбу? Хожу я теперь в ответственных работниках, но ведь этому скоро придёт конец. Построим социализм, классы исчезнут, — стало быть, не будет и врагов. Зачем тогда чекисты, с кем бороться? Разве со шпионами, которых зашлют к нам империалисты? Для этого достаточно нескольких сот человек, может быть тысячи. Что же ты будешь делать тогда — без серьёзных знаний, без профессии? При нашей работе думать об учёбе не приходится, — даже часа свободного не выберешь, газеты и те приходится читать урывками. Другое дело на заводе: отработал свои восемь часов — и полная свобода!..

Когда на душе скверно и одолевают сомнения, хочется с кем-нибудь поделиться. Но с кем? Конечно же с Еленой, — она чуткая, поймёт!

После того как я побывал у неё, мы ещё ни разу не виделись. А прошло больше двух недель. Просто не было времени. Каждый раз, ложась спать, давал себе слово, что завтра непременно позвоню ей. А наутро наваливалось столько дел, что, как говорится, вздохнуть было некогда!..

Сегодня более или менее свободный день. Позвонил в горком комсомола, к телефону подошла она сама. Договорились встретиться в парке.

Только собрался было уходить, как заявился Зеликман. За последнее время он как-то обрюзг, в лице — ни кровинки.

— Вы бы поехали куда полечиться, Арон Яковлевич, — сказал я.

— Что, плохо выгляжу? — насторожился он.

— Да нет, просто у вас усталый вид…

— Не успокаивайте! Я знаю, что вид у меня неважный. Язва замучила, а тут врачи ещё диабет нашли…

— Вот видите!

— Будем надеяться, что когда-нибудь отдохну, подлечусь!.. — Он вздохнул. — Силин, я к вам за советом. Вы знаете, что мне предложил Медведев? Возьмите, говорит, руководство отделом вместо Свирского.

— За чем же остановка? Берите, раз предлагает начальник! — ответил я немножко резко, понимая, что это очередной фокус со стороны Медведева. Так ему легче будет изолировать меня.

— Но я ведь тоже заместитель! Разве может быть, чтобы один заместитель подчинялся другому?

— В вопросах субординации я не силён, спросите у Медведева. Одно могу сказать: с этим отделом вам не справиться, там нужен человек с железным здоровьем, ведь работать придётся день и ночь! Подумайте…

— Вы правы… Лучше я возьму отпуск и поеду лечиться, а там видно будет, — согласился Зеликман.

Я запер бумаги в несгораемый шкаф, предупредил дежурного, что ухожу часа на два, и вышел на улицу. Вечер был тёплый. На севере, наверно, уже настоящая зима, а у нас только листья пожелтели…

Елена ждала меня.

— А я уж думала, вы не придёте! — сказала она без тени упрёка в голосе.

— Не сердитесь, Леночка! В последнюю минуту меня задержали. — Я взял её под руку.

— Я и не думала сердиться, — знаю, что у вас много дел!..