урокам.

Плохо у меня было с одеждой, особенно с обувью. Ботинки совсем разваливались, — не ходить же в школу босиком, да ещё сыну учительницы! Помощь пришла совсем неожиданно.

Как-то вечером прибежал ко мне Костя:

— Иван, тебя Матвей Матвеевич Чеботарёв кличет!

— Зачем?

— Там узнаешь…

Схватив шапку, я побежал за Костей. Я был знаком с мастером Чеботарёвым — он дружил, с папой, часто бывал у нас.

Матвей Матвеевич долго расспрашивал меня в своей маленькой конторке про наше житьё-бытьё, про мамино здоровье. Поинтересовался, что я думаю делать после окончания школы.

— Не знаю, — ответил я. — Маме хочется, чтобы я продолжал ученье, но для этого нужны деньги, а у нас их нет.

— Да, об ученье пока что тебе думать нечего! — Посмотрев на мои рваные башмаки, старый мастер покачал головой. — Вставай, пошли со мной!

— Куда?

— Много будешь знать, скоро состаришься!..

Он повёл меня в город и купил недорогие, но крепкие ботинки. Заметив моё смущение, растерянность, погрозил пальцем:

— Ты брось эти штучки — от чистого сердца. Понимаешь?

Странное дело: от своих родственников я не принял бы никакого подарка, а от него принял, хотя мастер Чеботарёв был для меня совершенно чужим человеком…

Настал долгожданный выпускной вечер. Директор наш, добрейший Антон Алексеевич, вручая мне аттестат и грамоту за отличные успехи, даже прослезился.

— Наша школа может гордиться такими учениками как ты, Силин, — сказал он.

Особой радости от того, что окончил школу и что директор похвалил меня, я не испытывал. На душе было тревожно. Передо мной опять вставал проклятый вопрос: как быть дальше, что делать? Оставался единственный выход — работать. Но где? Кому я нужен без профессии, без трудовых навыков? Мои школьные знания и французский язык были ни к чему…

На школьном балу я не остался. Зашёл в свой класс, посидел за партой и мысленно попрощался со школой, где провёл семь лет.

Вышел на улицу. Было ещё совсем светло. В переулке, недалеко от школы, поджидал меня Костя. Это тронуло меня.

— Я знал, что ты на танцы не останешься, — сказал он и протянул мне свёрток.

— Что это?

— Подарок вот… по случаю окончания.

В свёртке оказался однотомник моего любимого поэта, Лермонтова.

— Спасибо, Костя.

— Чего там!..

Мы прошли вдоль железнодорожной насыпи и, поднявшись на холмик, сели. Тихо было кругом, не было видно ни единой живой души. Кто бывал в наших местах, тот знает, какие это унылые места — одни известковые холмы, заросли чертополоха да обрывы.

— Похвальную грамоту дали? — спросил Костя.

— Дали. — Я протянул ему грамоту. — Лучше бы работу дали… Не могу я больше сидеть на маминой шее!

— Подумаешь, работа! Как говорят наши мастеровые, была бы шея, хомут найдётся. Валяй к нам в мастерские!

— Просто у тебя всё получается: захотел — пошёл в мастерские, поступил на работу… А кто меня возьмёт?

— Возьмут, — убеждённо сказал Костя. — Наши заступятся. Они твоего батьку крепко уважают. То и дело слышишь: «Вот если бы Егор Силин», «Егор Силин подсказал бы, как поступить». А намедни мастер Чеботарёв отругал меня: «Что же, говорит, ты не сказал, что дружку твоему, Ване Силину, и его матери туго приходится? Знай мы это, подсобили бы». Обязательно заступятся, вот увидишь!

— Папины друзья, может быть, и захотят помочь мне, но я-то ничего не умею делать!

— Научишься, — уверенно ответил Костя.

Мы замолчали. Перелистывая страницы однотомника, я наткнулся на знакомые ещё с детства строки и прочитал их вслух:

Не знаю уж почему, но эти стихи с удивительной силой отозвались в моей душе.

— Здорово пишет! — негромко сказал Костя. — Если бы я учился, тоже стихи бы писал… Иногда в душе такое делается, что словами не скажешь, а вот стихами можно…

Спускались сумерки. Большой багряный диск солнца, скрывшись наполовину за дальними холмами, окрасил редкие облака в розовый цвет. Подул ветерок. Мы молча следили, как медленно угасал день, как в небе одна за другой зажигались звёзды…

Дома меня ожидал сюрприз. Мама приготовила подарок, да ещё какой! Тёмно-синий шерстяной костюм, белую рубашку, галстук. На столе красовался румяный пирог, бутылка вина.

— Мама, можно Костю позвать? — спросил я, поблагодарив за подарок.

— Ну конечно!

Я сбегал за Костей, затащил его к нам. Мы пили вино, вслух мечтали о будущем, пробовали петь. И мама развеселилась, у неё даже щёки порозовели.

Утром я заметил, что на её пальце нет золотого колечка с крошечным камнем — папиного подарка.

— Ой, мама, зачем ты это? — Я чуть не плакал.

— Мне так хотелось сделать тебе приятное в день окончания школы, — ответила она, улыбаясь сквозь слёзы.

Скорее на работу, на какую угодно, лишь бы хоть немножко помочь ей!..

Я пошёл в железнодорожные мастерские. Разыскав мастера Чеботарёва, начал было объяснять ему цель моего прихода, но он не дал договорить:

— Знаю, работа тебе нужна!

Я кивнул головой.

— Жаль, конечно, что не можешь дальше учиться. Слыхал, способности у тебя большие. Ну ничего, повариться в нашем котле тоже не мешает! Пошли…

Он повёл меня к начальнику мастерских, сказал тому, что я хочу поступить на работу, что меня можно принять учеником токаря, — парень я грамотный, школу железнодорожную с отличием окончил.

Начальник поправил пенсне, внимательно посмотрел на меня, взял карандаш.

— Как зовут?

— Иван Силин.

— Силин?.. Знакомая фамилия! Постойте, это не тот ли машинист Егор Силин, которого после пятого года выслали из Петербурга и отдали под надзор полиции?

— Так точно, это его сын. А год назад Егор Васильевич сложил голову за царя и отечество! — ответил Чеботарёв.