Было хмурое и морозное январское утро. За ночь улицы Северной столицы обильно замело снегом, вдоль домов и заборов высились немалые сугробы. К утру ночная метель сменилась мелкой, но колкой поземкой. Изредка налетавшие порывы ветра с омерзительным скрипом раскачивали вывески магазинов.

Рабочий район Васильевского острова просыпался намного раньше аристократического Невского проспекта, поэтому едва рассвело, как на улицах показались первые прохожие. Они прятали лица в высоко поднятые воротники, с удивлением поглядывая на одинокого всадника в военной серой шинели, чей вороной конь с трудом пробирался сквозь сугробы, высоко вздымая тонкие ноги в белых «чулочках». Издалека могло показаться, что его копыта вязнут не в снегу, а в болотной трясине.

Очередной порыв ветра оказался такой силы, что вороной коротко всхрапнул, а всадник, лицо которого закрывал плотный шарф до самых глаз, негромко выругался по-французски: «Merde!» Кое-как добравшись до оружейной мастерской известного на всю округу мастера Федора Михайлова, всадник резко натянул поводья, торопливо спешился возле крыльца и подозрительно огляделся по сторонам.

Затем привязал коня к ближайшему столбу, достал из притороченной к седлу сумки скромный армейский ранец и решительно толкнул дверь. Сразу за ней начинались ступени, ведущие в полуподвальное помещение мастерской, где царил полумрак и явственно ощущался запах металла.

Спустившись вниз, незнакомец равнодушным взглядом окинул кирпичные стены, увешанные всевозможным кузнечным инструментом – щипцами разной величины, гвоздодерами, молотками и т.п. При этом он слегка поежился – несмотря на то что в покосившейся печи весело трещали дрова, а единственное и весьма узкое окошко под самым потолком было законопачено паклей, в помещении было довольно холодно.

– Ну как, готово? – с заметным французским акцентом обратился гость к хозяину, не теряя времени на приветствие и не снимая с лица шарф.

– Все готово, ваше благородие, – подобострастно откликнулся мастер, приземистый и коренастый мужик с седоватой бородой, напоминающей растопырившийся веник. – Как изволили сами заказывать.

– Давай мне сюда.

Федор склонился над низким рабочим столом и достал из скрипучего выдвижного ящика кольчугу, выполненную из особых металлических пластин, плотно пригнанных друг к другу. Посетитель взял ее, потряс в воздухе и недовольно цокнул языком, будто мысленно примеряя на себя работу мастера.

– Да вы не волнуйтесь, ваше благородие, – поспешно заверил бородач, потирая ладони о замасленный кожаный фартук. – Вещь надежная, не подведет. На мое качество ишшо ни от кого жалоб не поступало.

– А как бы они могли поступить, если бы твоя кольчуга подвела? – усмехнулся посетитель и тут же прищурился: – Говорил ты кому-нибудь об этом заказе?

– Упаси Бог! Мы же договаривались.

– Смотри, борода, это дело тайное, тут и головы можно не сносить…

– Дак ведь не знает никто, святыми угодниками клянусь! – И мастер истово перекрестился.

Незнакомец аккуратно сложил кольчугу и спрятал ее в ранец, после чего достал из-за пазухи толстую пачку ассигнаций. Отсчитав несколько новеньких купюр, он положил их на стол, а остальные убрал обратно. Федор осторожно взял в руки деньги, пересчитал их заскорузлыми пальцами и, после недолгой паузы, неуверенно заявил:

– Но ведь тут больше, чем мы условились.

– Это тебе от заказчика столько назначено, чтобы ты всю оставшуюся жизнь язык за зубами держал.

– Уговор, ваше благородие, дороже денег будет, – даже обиделся мастер.

– Вот и хорошо. А теперь прощай.

Проводив гостя до самого выхода, Федор низко поклонился и дождался, пока тот влезет на коня, двинется прочь. Затем, щурясь от назойливых снежинок, покачал головой, перекрестился и негромко промолвил:

– Ну, дай-то Бог, чтобы моя кольчужка кого от смерти спасла…