«Аткудашэтавонь, — с раздражением подумал Габриель. — Просто сил нет! Они, наверное, не моются никогда. Хоть и пишут в газетах, что в Париже только в 11 процентах квартир есть ванная, удивляться тут нечему, но ведь, на худой конец, можно мыться и так. Судя по всему, им просто неохота тратить на это силы и время. Но, с другой стороны, вряд ли это самые нечистоплотные люди Парижа. Быть того не может. Ведь их свел здесь случай. Трудно предположить, чтоб на вокзале Аустерлиц пахло хуже, чем на Лионском вокзале. Этого просто не может быть. Однако... Ну и запашок».

Габриель извлек из рукава шелковый носовой платок сиреневого цвета и промокнул им нос.

— Что же это так воняет? — воскликнула какая-то полноватая немолодая особа. Разумеется, себя она в виду не имела, ибо по натуре не была эгоисткой. Ее волновал запах, исходивший от стоящего рядом господина.

— Это, миленькая моя, одеколон «Тайный Агент» фирмы Кристиан Фиор, — как всегда молниеносно отреагировал Габриель.

— Ну, нельзя же так отравлять атмосферу! — продолжала женщина все с тем же апломбом.

— Если я правильно понял, ты думаешь, что твой естественный запах слаще розы? Ошибаешься, дорогуша, ох как ошибаешься...

— Слышишь? — обратилась тетка к стоявшему рядом недомерку, имевшему, по-видимому, возможность задирать ей юбку на законных основаниях. — Ты слышишь, как меня оскорбляет этот жирный индюк?! — Смерив Габриеля взглядом, коротышка решил, что перед ним типичный амбал, и эти амбалы — добрые ребята, они никогда не применяют силу, уж слишком это было бы подло с их стороны. С чувством собственного превосходства коротышка прокричал:

— Чего развонялся, ты, горилла?!

Габриель вздохнул: опять придется пускать в ход кулаки. Эта неотвратимость угнетала его. Еще со времен палеолита насилие в человеческом обществе стало нормой. Но, в конце концов, чему быть, того не миновать, и не он, Габриель, виноват в том, что именно они, слабые, портят всем жизнь. Но Габриель все- таки решил дать этому сморчку последний шанс.

— Ну-ка повтори, — сказал он.

Коротышка несколько оторопел: амбал подал голос. Он не стал спешить с ответом и в конце концов изрек:

— «Ну-ка повторить», собственно, что?

Он был в восторге от собственного остроумия.

Однако амбал не унимался. Он наклонился и гаркнул ему в ухо:

— Тошотыщасказал...

Получилось длинное шестисложное слово. Коротышке стало страшно. Теперь была его очередь, теперь уже ему нужно было прикрыться какой-нибудь эдакой фразой. И она явилась ему, эта фраза, в форме александрийского стиха:

— Я должен вас просить не говорить мне ты!

— Засранец, — произнес Габриель с обезоруживающей простотой. И он поднял руку так, как будто намеревался дать собеседнику в ухо. Разом сдав все позиции, коротышка рухнул под ноги своим соседям. Ему ужасно хотелось плакать. Но тут, к счастью, появился поезд, и все сразу же пришло в движение. Благоухающая толпа устремила свои многочисленные взоры к вновь прибывшим, которые стройными рядами зашагали по перрону. Возглавляли колонну деловые люди с портфелями в руках — единственное, что брали они с собой в дорогу. Казалось, они были рождены именно для того, чтобы ездить в деловые поездки. Габриель посмотрел вдаль: наверняка они плетутся где-то там, в хвосте, — женщины всегда опаздывают. Но нет! Перед ним как из-под земли выросла девочка лет эдак двенадцати и сказала:

— Я Зази. А ты никак мой дядя Габриель?

— Разумеется. Я — это он, — ответил Габриель, стараясь выглядеть как можно интеллигентнее, — да, я твой дядя.

Девочка хихикнула. Габриель, вежливо улыбаясь, поднял ее до уровня своих губ, поцеловал, она его тоже, после чего он опустил ее обратно на землю.

— Здорово попахиваешь, — сказала девочка.

— Это фиоровский «Тайный Агент», — объяснил Габриель.

— А ты помажешь мне за ушками?

— Это мужские духи.

— Вот и обещанное дитя. — Из толпы наконец вынырнула Жанна Сиськиврось. — Согласился за ней приглядеть — вот и получай.

— Все будет отлично, — заверил ее Габриель.

— Не подведешь? Ты ш понимаешь, я не хочу, чтобы вы ее тут всем скопом изнасиловали!

— Ну, мам! Ведь в прошлый раз ты как раз вовремя подоспела.

— Как бы то ни было, — сказала Жанна Сиськиврось, — я не хочу, чтобы это повторилось.

— Можешь не волноваться, — успокоил ее Габриель.

— Хорошо, значит, встретимся здесь же, послезавтра. Поезд в шесть шестьдесят.

— Но уже на перроне, у вагона,

— Naturlich,[1] — ответила Жанна Сиськиврось, которой в свое время пришлось побывать под немцами. — Кстати, как твоя жена?

— Спасибо. А ты не зайдешь?

— Некогда.

— Она всегда так, как хахеля заведет, ей уже не до родственников, — сказала Зази.

— До свидания, дорогая.

— До свидания, Габи.

Отчаливает.

— Втюрилась, — прокомментировали Зази. Габриель молча пожал плечами. Помолчал. Наконец взял чемоданчик Зази и только тогда сказал:

— Пошли. — И устремился вперед, сметая все на своем пути. За ним вприпрыжку ринулась Зази.

— Дядь Габриель, а мы поедем на метро?!

— Нет.

— Как нет?!

Она остановилась. Габриель тоже остановился, обернулся, поставил чемодан и только после этого принялся абиснять.

— А вот так: нет. В метро забастовка. Так что ничего не выйдет.

— Забастовка...

— Метро бастует. Этот исконно парижский вид транспорта замер под землей. Контролеры побросали свои большие компостеры и прекратили работу.

— Вот мерзавцы! — воскликнула Зази. — Ах, негодяи! Такую свинью мне подложили!

— Не только тебе, — заметил Габриель, стараясь быть как можно объективнее.

— Плевать! Ведь я, именно я, теперь не попаду в метро, а я так ждала, так радовалась, что смогу наконец прокатиться. Все теперь к чертям собачьим!

— Ничего не поделаешь, надо смириться, дочь моя, — сказал Габриель, чьи доводы порою сильно