Скажу так: жизнь идиота — не сахар. Люди сначала смеются, потом раздражаются, и начинают плохо относится к тебе. Говорят, нынче к увечным должны с добром, так скажу вам прямо — не всегда это так. А я-то вообще не жалуюсь, жизня у меня и так наполненная смыслом, так сказать.

Идиот я с самого рождения. У меня IQ ниже семидесяти, так что ошибки быть не может. Может, я скорее неполноценный, или дебил, но скажу вам так — сам себя я считаю полудурком. Ладно, тут главное — что не идиот. Когда говорят — идиот — так чаще представляют себе «монгольского идиота», ну, такого, у кого глаза косят, как у китаезы, и который на людях сам с собой развлекается…

В общем, мыслю я не слишком шибко, хотя и поумнее, чем кое-кто думает. Потому что в мозгу у меня все не так происходит, как им снаружи видится. Например, понимаю-то я все хорошо, а вот когда доходит дело до сказать, так тут я швах. Ну вот например…

Иду я как-то по улице, а один мужик во дворе копается. У него полно кустов, чтобы сажать, он мне и говорит: «Форрест, денег хочешь заколотить?» А я отвечаю: «Угу!» Ну, он мне велит землю лопатить, мусор таскать. Грязи одной было тачек десять или двенадцать, а жара стояла страшная, и вот их таскай. Кончил я, а он лезет в карман и вынимает доллар. Мне бы ему скандал закатить за такую плату, а я что? Взял этот доллар и сказал еще «спасибо», или что-то еще промямлил. И побрел по улице, подбрасывая этот вонючий доллар на ладони, прям как идиот.

В общем, ясно?

Да, про идиотов я ведь много чего знаю. Наверно, только про них-то я и знаю, потому что о них я все прочитал. Ну, и про этого парня Доустоуеуски, про его идиота, и про шута короля Лира, и про фолкнеровского идиота, Бенджи, и даже про старину Бу Рэдли из «Убить пересмешника». Вот это был парень серьезный. Но больше всего мне нравится старик Ленни из «О людях и мышах». Эти ребята писатели хорошо идиотов понимают, да, нужно отдать им должное. В общем, я с ними согласен. Да и любой идиот тоже согласится, ха-ха!

Мама назвала мне Форрестом в честь генерала Натана Бедфорда Форреста, что в гражданскую воевал. Она даже хвастала, что мы с ними какая-то родня. Говорила, что большой был человек, великий даже. Только вот оказалось, это он Ку-клукс-клан основал, ну, такой клуб, да, после той войны. Даже бабушка говорила, что они ребята были очень плохие. Тут я с ней согласен. Вот ведь и у нас тоже — был один такой, Крутой Пифпаф, или как он там себя называл, у него магазинчик оружейный был в городе, а мне тогда было лет двенадцать, шел я мимо и глядь через витрину — а у него такая петля, как для виселицы, он увидел, что я гляжу, как наденет петлю на шею и язык высунул, чтобы меня напугать. Я как дал деру, и спрятался на стоянке за машинами, пока полиция не наехала и домой меня не отвезла, прямо к маме. В общем, не знаю, что там еще натворил этот генерал Форрест, но вот этот Клан — это была идея не самая хорошая. В общем, так уж получилось, что я стал Форрестом.

Мама у меня была хорошая. Это каждый вам скажет. Папу убили вскоре после рождения, я его не знал. Он работал в доках, грузчиком, и как-то кран переносил огромный тюк с бананами с корабля компании «Юнайтед Фрут» прямо над ним, и что-то там стряслось и сетка полетела прямо на папу и в лепешку его раздавила. Слышал я как-то разговор об этом случае — страшное говорят было зрелище, месиво такое из полутонны бананов и моего папочки. Так что бананы я не слишком долюбливаю, разве что пудинг из них ем. Это я и в правду люблю.

Мама получила пензию от «Юнайтед Фрут», маленькую, так что приходилось брать в дом жильцов, и это было окей. Пока я был маленьким, она меня держала дома, так что другие ребята на меня не наезжали. Летними вечерами, когда становилось душно. она сажала меня в гостиной, закрывала все шторы, так что становилось черно, как в угольном ящике, и приносила графин с лимонадом. Потом она говорила со мной, так, ни о чем, как говорят с собакой или кошкой, но мне это нравилось, я к этому привык, мне от звука ее голоса становилось так спокойно и славно.

А ведь сначала, она пускала меня играть во дворе как все, потом увидела, что ребята меня дразнят. Однажды один парень так стукнул меня палкой по спине, что остался жуткий рубец, и после этого она мне сказала, чтоб я с ними не играл. Ну тогда я начал играть с девочками, только толку не было, они от меня все удирали.

Мама все считала, что учиться мне в обычной школе, потому что тогда я буду как все. Только когда я туда немного походил, оттуда приехали и сказали маме, что мне нельзя учиться как все. Все же младшие классы мне кончить дали. Пока училка что-то там себе говорила, я сидел и думал о чем-то — сам не знаю о чем, только я смотрел на птиц и белок, и вообще на всякую жизнь на большом старом дубе за окном. Когда она замечала, то шипела на меня. А то это странное существо начинало на меня орать, и выгоняло в коридор. И там я сидел на лавочке. Другие ребята со мной не водились, только гоняли, или ржали надо мной. Только не Дженни Керран — она одна от меня не бегала, и иногда разрешала идти рядом, когда мы шли домой.

Через год меня отвезли в другую школу, странную такую школу, скажу я вам. Там решили собрать всех странных ребят с округи — от самых маленьких, до взрослых парней лет шестнадцати. Это были всякие умственно-отсталые и недоумки, в общем, психи. Были такие, что сами не ели и в туалет не могли сходить. Я там как раз был самый умный.

Был там, например, один толстяк лет четырнадцати, так он иногда трясся, как на электрическом стуле. Наша училка, мисс Маргарет, велела мне ходить с ним в ванную, когда это начиналось, чтобы он чего такого не исделал. Но он все равно делал, а чем я ему мог помешать? Я закрывался в кабинку, и ждал, пока у него не кончится, а потом отводил назад в класс.

Проторчал я там лет пять-шесть. Не так уж плохо там было. Там разрешали рисовать пальцем и учили мастерить, а больше всего таким вещам как завязывать шнурки, не мазаться едой и не свинячить, а еще не буянить. Книжек там не было, разве показывали как читать вывески, и как, например, отличить мужской туалет от женского. Да в общем, там у них и не разгуляешься — наверно, нас там специально держали, чтобы мы на кого не наехали. Кому ж, черт возьми, понравится такая банда психов на свободе?! Это даже я — и то понимаю.

В тринадцать лет стали происходить чудные вещи. Во-первых, я начал расти — вырос на шесть дюймов за шесть месяцев, мама только и успевала, что отпускать запас у штанов. Вообще, я стал здоровым. В шестнадцать я уже был ростом шесть футов шесть дюймов и весил 242 фунта. Точно знаю, что столько — они меня взвешивали. И даже сказали, что не могут поверить своим глазам.

Вот тут оно и случилось. Шел это я как-то домой из школы для психов, вдруг рядом машина тормозит. Выходит парень и говорит, как тебя звать. Я говорю, а он спрашивает, где я учусь, и почему это он меня раньше не видал. Когда я сказал насчет нашей школы для психов, он меня и спрашивает, играл ли я в футбол. Нет, говорю. Я ему мог бы рассказать, что видел, как другие ребята играют, да они меня не пускают, только я уж вам говорил, что говорить я не силен, так что просто головой помотал. Это было недели через две после каникул.

Через три дня они меня забрали из школы для психов. Моя мама, тот парень с машиной и еще два