Пошел уже второй год с тех пор, как Эрленд, сын Никулауса, и Кристин, дочь Лавранса, поселились в Йорюндгорде, когда хозяйка решила сама отправиться летом на сетер.

Она обдумывала свое намерение всю зиму. В Шенне с давних времен утвердился такой обычай, что хозяйка усадьбы сама выезжает на летнее пастбище: когда-то в старину тролли заманили в горы дочь владельца этой усадьбы, и с той поры мать девушки каждый год сама поднималась на сетер. Но в Шенне вообще на все были свои порядки, жители округи давно с этим свыклись и принимали это как должное…

Однако в других больших поместьях не было заведено, чтобы жены владельцев сами управлялись на выгонах. Кристин знала, что, если она отправится в горы, соседи станут дивиться и чесать языки. Господь с ними, пусть себе болтают. Они и без того, верно, чешут языки о ней и о ее семье.

…Все имущество Эудюна, сына Турберга, состояло в добром мече да одежде, что была на нем, когда он взял за себя Ингебьёрг, дочь Никулауса из Лоптсгорда. Эудюн принадлежал к свите Хамарского епископа, и вот, когда епископ приехал сюда, на север, освящать новую церковь, с Ингебьёрг и случилось несчастье. Никулаус, сын Сигюрда, сначала пришел в ярость и поклялся перед богом и людьми, что конюху не бывать его зятем. Но Ингебьёрг разрешилась двойней, и люди, смеясь, говорили, что Никулаусу, видно, показалось накладно быть кормильцем двоих внучат. Вот он и отдал Эудюну дочь в законные жены.

Случилось это через два года после свадьбы Кристин. Жители округи до сих пор не забыли этой истории и по-прежнему косились на Эудюна, как на чужака. Он был родом из Хаделанда и происходил из хорошей, но совершенно обедневшей семьи. В Силе его недолюбливали. Человек он был несговорчивый, нравом крут, памятлив на добро и зло, но в усадьбе хозяйничал умело и вдобавок знал толк в законах. Вот почему Эудюна, сына Турберга, по-своему уважали в округе и, уж во всяком случае, никто не хотел с ним ссориться.

Кристин вспомнила широкоскулое загорелое лицо Эудюна в оправе густых, курчавых рыжих волос и бороды, его маленькие, острые, голубые глазки. Она находила в нем сходство то с одним, то с другим челядинцем из Хюсабю – ей часто случалось видеть такие лица среди слуг и гребцов Эрленда.

Кристин вздохнула. Видно, такому человеку легче утвердиться в родовом имении жены. Ему никогда прежде не приходилось управлять своим собственным…

Всю зиму и весну Кристин наставляла Фриду, дочь Стюркора, которая приехала с ними из Трондхеймской области и была теперь старшей служанкой в усадьбе. Вновь и вновь она рассказывала ей:

Вот так и так водится здесь, в долине, во время летних работ; косцы исстари привыкли к тому-то и тому-то, а к жатве следует приготовить то-то и то-то; впрочем, Фрида, верно, помнит, как сама Кристин делала это в прошлом году. Хозяйка хотела, чтобы в Йорюндгорде все шло так, как было заведено во времена Рагнфрид, дочери Ивара…

Однако прямо объявить, что сама она покинет летом усадьбу, Кристин не решалась. Вот уже две зимы и одно лето хозяйничала она в Йорюндгорде и сознавала, что уехать к осени на сетер – все равно что попросту сбежать из дому.

…Ей ли было не знать, как тяжело приходится теперь Эрленду. Еще на руках у кормилицы он усвоил, что рожден приказывать и вершить свою волю надо всеми и всем вокруг. И если он предоставлял потом другим повелевать и управлять собой, то поступал так, сам того не сознавая.

Держался Эрленд как ни в чем не бывало. Но сердце ее чуяло, что на самом деле он изнывает от тоски. Она сама… Отцовская усадьба в глубине тихой, защищенной горами долины; ровные поля вдоль серебристого русла реки, поблескивающей среди ольховой заросли; крестьянские дома на возделанных землях у подножия гор и нависшие над ними отвесные кручи, вздымающиеся высоко к небу темные вершины; светлые осыпи на крутых склонах и хвойные и лиственные леса, громоздящиеся вверх по крутизне от самой долины… Нет, теперь и ей этот край не казался самым надежным и самым красивым уголком на земле. Здесь не хватало простора. И уж кому, как не Эрленду, должно быть и тесно, и душно, и неприютно в этой глуши?

Но, глядя на Эрленда, никто не мог бы подумать, что он недоволен своей участью…

В тот день, когда в Йорюндгорде выпустили скот из хлевов, Кристин, наконец, объявила о своем намерении – объявила под вечер, когда все домочадцы собрались за ужином. Эрленд рылся пальцами в блюде с рыбой, отыскивая в нем лакомые кусочки, – от изумления он так и замер, запустив пальцы в блюдо и уставившись на жену. Тогда Кристин поспешила добавить, что решается на этот шаг из-за глоточной, которая косит детей в долине; к Мюнану и без того липнет всякая хворь, вот она и хочет взять его и Лавранса с собой в горы.

– Ну что ж, – согласился Эрленд. Тогда, пожалуй, самое разумное, чтобы она захватила с собой и близнецов.

Ивар и Скюле подскочили на скамье и потом до конца ужина тараторили, перебивая друг друга: они хотели отправиться с Эрлингом на овечий выгон, расположенный к северу среди скал. За три года до этого пастухи из Силя выследили вора, который крал овец, и убили его у входа в пещеру, где он скрывался, в ущелье между Кабанами. Это оказался какой-то бродяга из Эстердала. Не успели домочадцы встать из-за стола, как Ивар и Скюле приволокли в горницу все свое оружие и стали приводить его в порядок.

Поздним вечером Кристин вышла со двора в сопровождении дочерей Симона, сына Андреса, и своих сыновей Гэуте и Лавранса. Арньерд, дочь Симона, провела большую часть зимы в Иорюндгорде. Девушке уже исполнилось пятнадцать лет, и как-то на рождестве в Формо Симон заметил, что пора бы Арньерд поучиться, как следует вести хозяйство, а дома ее некому наставить: работа спорится в руках у девушки не хуже, чем у любой из служанок. Тогда Кристин предложила взять Арньерд к себе и обучить ее всему, что сама умеет, – Кристин чувствовала, что Симон очень любит эту свою дочь и беспокоится о ее судьбе. Девочке и впрямь следовало поучиться другим порядкам в хозяйстве, непохожим на те, какие были заведены в Формо. После смерти родителей жены Симон, сын Андреса, стал одним из богатейших людей в округе. Он управлял своими владениями разумно и заботливо и с особенным рвением занимался хозяйством в Формо. Но зато в доме у него царил полнейший беспорядок – служанки вершили все дела по своему усмотрению, – и когда Симон замечал, что развал и запустение переходят все границы, он нанимал одну или двух новых работниц, но жене не говорил ни слова и, казалось, не хотел и не ждал, что она сама возьмет на себя заботы по дому. Видно было, что он все еще не считал ее взрослой; но он всегда был ласков и уступчив с Рамборг и кстати и некстати осыпал подарками ее и детей.

Кристин очень привязалась к девочке, когда узнала ее поближе. Арньерд была некрасива, но умна, скромна, добра и прилежна, и руки у нее были золотые. Когда девочка помогала ей по хозяйству или вечерами сидела подле нее за работой в ткацкой, Кристин часто жалела о том, что у нее самой нет дочери. Дочь больше тянется к матери…

Вот и сегодня Кристин вновь подумала об этом. Она шла по дороге, ведя за руку Лавранса, и смотрела вслед Гэуте и Арньерд, которые немного опередили ее. Ульвхильд носилась взад и вперед, разбивала ногой хрупкую корочку льда, затянувшего к вечеру лужицы. Она изображала какого-то зверька и поэтому